Женщины пробрались среди наваленных высокими грудами блоков серого камня, сложенных штабелями досок, дымящихся ям с горячей смолой, прошли мимо покрытых пылью рабочих, которые чесали в затылке, переводя задумчивый взор со здания на строительные материалы.
Минуя оживленный угол соборного двора, Элпью схватила графиню за руку.
— Смотрите! Он озирается — ищет кого-то. Остановившись, Бо Уилсон исподтишка оглядывал церковный двор. И улыбался.
Элпью с графиней кинулись к одному из многочисленных книжных лотков и, загородясь книгами, продолжили наблюдение. Но едва ее светлость увидела интересовавший Бо объект, как тут же заслонила глаза Элпью ладонью.
Это был старик, абсолютно голый, но с длинными, до пояса, волосами и со здоровой дубинкой в руке.
— Неподобающее зрелище для молодой девушки, — сказала графиня.
Элпью отвела ее ладонь.
— Да я сто раз его видела. Это Голый Мужчина из Пест-Хаус-Филдс. Он всегда так ходит.
Элпью украдкой огляделась. Чуть подальше в этом же ряду Бо неторопливо перебирал на лотке стопку памфлетов.
— В таком виде, когда замерзает даже эта сточная канава — Флит? — Графиня все еще разглядывала голого старика. — Он случайно не из Бедлама сбежал, если ему нипочем жгучие укусы мороза?
— Кажется, он человек большой учености. Что-то вроде философа-чудака. По его мнению, люди простужаются из-за того, что носят одежду. Это препятствует испарению влаг…
— Чушь! Что за нелепая фантазия! Готова поспорить, последователей у него немного.
Преисполненная отвращения, графиня сосредоточилась на открытой книге, которой загораживалась от Бо. Резко вскрикнув, она швырнула ее на лоток, словно обожглась.
— Фу! Что за неприличие! — Она принялась поспешно рыться в куче лежавших перед ней памфлетов. Схватив графиню за руку, Элпью потащила ее прочь от развратной книги под названием «Позы Аретино»,[15]полной гравюр с изображением обнаженных мужчин и женщин in flagrante.[16]
— Идемте, мадам. Посмотрите в другой раз. Наш объект снова двинулся в путь.
— У меня вообще нет никакого желания разглядывать подобные непристойности, — пропыхтела графиня, перебегая через дорогу на Чипсайд. — Если учесть, что мы находились на освященной земле, я никогда за одно утро не видела столько разврата.
— Дорогу! — прокричал носильщик с подагрическими ногами. В его портшезе сидела, развалясь, проститутка.
— Выехала на утреннюю разминку, — заметила Элпью, быстро отскакивая на тротуар.
— Что-что, а размялись мы как следует, — просипела графиня. — Никогда в жизни не ходила с такой скоростью.
На Чипсайде открывались магазины, и Элпью с графиней прокладывали путь среди уличных торговцев, громко зазывавших прохожих: «Починяю кастрюли, чайники, сковородки!»; «А вот кому макрель — две на грош, четыре — на шесть пенсов!»; «Яблочки, яблочки, отличные английские яблочки!»
Впереди безжалостно колыхалось зеленое перо, направляясь в сторону Королевской биржи.
Следуя за этим зеленым пером, Элпью и графиня скорым шагом миновали лоточников, продававших снадобья от мозолей, стеклянные глаза для слепых, вставные зубы и шарики для ввалившихся щек, как вдруг перо резко свернуло направо, на Берчинг-лейн.
— Куда это, разрази его гром, он нас ведет? — выдохнула прихрамывавшая графиня. Стараясь не отстать, она держалась теперь за юбку Элпью.
На углу сыщицы протиснулись сквозь толпу смуглокожих мужчин, которые громко разговаривали, бурно жестикулируя.
— Жеманные итальянцы! — бросила графиня, видя, как Бо Уилсон исчезает в какой-то двери. — Наконец-то! — пропыхтела она. — Мы его настигли.
Элпью ознакомилась с табличкой, покачивавшейся над входом: «Амстердамская кофейня».
Графиня привалилась к водопойной колоде, пытаясь отдышаться.
— Амстердамская! Опять голландцы! Самовлюбленные европейские водяные крысы!
Элпью втянула щеку.
— Как же нам попасть в кофейню? Туда пускают только мужчин. Разве что…
Через несколько минут Элпью уже была внутри и спрашивала у подавальщицы, не найдется ли для нее работы. В ожидании хозяина она оглядела помещение, отыскивая Бо и его шляпу с зеленым пером.
Тот сидел за столиком в углу один и читал утреннюю газету.
Подавальщица сражалась с пыхтевшей кофеваркой, которая покачивалась над огнем, на закопченном железном листе. Женщина готовила кофе для Бо.
— Какой красавчик, а? — заметила Элпью, кивая в сторону Бо.
— М-м-м, — отозвалась подавальщица, наливая черную жидкость в чашку. — Уму непостижимо, как они могут пить эту мерзкую магометанскую жижу.
— Да уж, — скривившись, кивнула Элпью. — Жуткое варево, по виду — чистая сажа. А он много его пьет? Ненавижу мужчин, от которых воняет кофе.
— Только в дни лекций, — ответила подавальщица. Поставив чашку на поднос, она понесла ее Бо.
— Не понимаю, как вы это терпите, — заявила Элпью, дождавшись возвращения женщины и отгоняя клубы дыма, поднимавшиеся от соседнего стола, за которым во всю мочь пыхтели вересковыми трубками четверо мужчин. — Они тут изрыгают дым, как драконы!
— А, все мои друзья говорят, что к вечеру я становлюсь похожа на копченую селёдку, так меня прокуривают.
— А на лекциях, — поинтересовалась Элпью, — они, наверное, все время кашляют?
— Да нет же, — засмеялась подавальщица, отмыв в большой деревянной миске чашку и ставя ее сушиться. — Лекции проходят в Грэшам-колледже, на Брод-стрит. Начало обычно в полдень. Тогда мне удается немного передохнуть.
Элпью глянула в окно на уличные часы. В запасе у них был целый час.
— Знаете, — обратилась она к женщине, — я просто не понимаю, как вы с этим миритесь: кофе, дым! Я уже чувствую себя хорошо прокопченным окороком, а ведь пробыла здесь всего ничего. — Она слезла с табурета. — Передайте своему хозяину, что я решила не докучать ему просьбой о работе. Мне это не подходит. Я страдаю коклюшем. — И Элпью поспешила на улицу.
— Купить, что ли, пару вон тех шариков! — Графиня, как жаба, надувала щеки. — Как думаешь? Я буду выглядеть моложе, если щеки у меня станут пополнее?
Элпью посмотрела на графиню, щеки которой, на ее взгляд, и без того были достаточно полными.
— Я бы ничего не стала покупать у этих жутких шарлатанов, — ответила она. — Кроме еды.
— Вот бы кстати. Как же я проголодалась, — пожаловалась графиня, которая, рискуя свалиться, примостилась на краю обледеневшей колоды. — Из-за этой дурацкой забавы мы отшагали столько миль, после завтрака прошло уже несколько часов, и у меня от голода сводит желудок!
