когда ослеп, а десять лет спустя, в середине 1960-х, решил вернуться к нему. Он хотел понять, как сделаны эти рассказы. Нужно помнить, что для Борхеса важно слово, которым англосаксы называли поэта, – «делатель», maker. Для него писательство было ручным трудом, инженерией, он изучал анатомию текста, останавливал мое чтение после каждой фразы или двух, чтобы понаблюдать, какие именно слова были выбраны, как они сочетаются, какое время использовал автор, как отражается одна фраза в другой. Суть этого второго урока – урока, связанного с письмом, – чтобы писать, нужно владеть ремеслом. У англичан есть слово craft, ремесло – ремесло создания текста. До того момента мне казалось, будто литература – это эмоции, философия, приключения. Борхес научил меня думать о том, как текст выстроен, прежде чем выражать с помощью него ту или иную эмоцию. Как будто до этого мои отношения с людьми строились на том, что они говорят и как они выглядят, и вдруг мне сказали: «Нет, нет, обрати внимание на то, как они дышат, как ходят, на строение их костей».
Но всё же, помимо уроков Борхеса, чему вы научились, работая в книжном магазине?
Когда я приступил к работе, хозяйка сказала мне: «Ты ничего не знаешь о книжных, поэтому сначала выучи, что именно есть в магазине и где оно находится». Это навык, который утратили сегодняшние продавцы книг. Когда человек говорит им: «У вас есть „Дон Кихот“?», они идут к компьютеру, спрашивают, кто написал эту книгу, и ищут ее в системе, а когда компьютер сообщает им, что книга есть в наличии, они узнают у него, на какой полке она стоит. У нас компьютера не было, и мы должны были выучить, какая книга где находится. Хозяйка поручила мне вытирать пыль… Я целый год не делал ничего другого. И она сказала: «Когда ты видишь книгу, которая тебя интересует, достань ее и прочти». Она думала, я буду возвращать книги, но часто я оставлял их себе… Потому что ты должен знать, что продаешь. Так она показала мне – продавец книг обязан знать свое пространство, знать обитателей этого пространства, уметь разговаривать с людьми и рекомендовать им то, что в этом пространстве есть.
В каких книжных магазинах Буэнос-Айреса вы бываете?
Я никогда не покупаю книги на Amazon, а хожу в магазины, где можно поговорить, где продавец рассказывает о книгах и обладает вкусом, который я могу разделять или не разделять. Например, здесь, в Буэнос-Айресе, мне нравится посещать магазин, который называется Guadalquivir, потому что его сотрудники хорошо знают ассортимент, у каждого есть свои книжные предпочтения, и иногда я прислушиваюсь к ним, а иногда нет, но речь идет как раз именно об этом – о месте, где читатель волен прислушиваться к собственным желаниям. Именно этому я научился в Pigmalion.
Сохранились ли до сих пор в Буэнос-Айресе какие-то магазины вашей юности?
Книжные магазины, в которые я ходил, больше не существуют. Я очень любил Santa Fe, но он превратился во что-то крайне коммерческое. Книжные, которые я знаю, Atlántida, например, уже закрылись. Но есть много замечательных мест: Eterna Cadencia – отличный книжный, и по-прежнему остаются все эти букинистические магазины на проспекте Коррьентес, прежде всего, Librería de Ávila, напротив моей школы – Национального колледжа Буэнос-Айреса. Еще есть один магазин, который я обнаружил в жутком подвальном помещении на перекрестке улиц Флорида и Кордоба, называется Memorias del Subsuelo, и он невероятный, тоже букинистический. Чего я только там не нахожу.
Вы жили также в Париже, Милане, на Таити, в Англии, Канаде, Нью-Йорке. Какие книжные магазины там были «вашими»?
Самые великие книжные магазины – маленькие. В каждой стране, в каждом городе у меня есть несколько любимых мест, куда я всегда возвращаюсь. В Мадриде это Antonio Machado и, конечно, букинистические, один на улице Прадо, другой – возле площади Оперы. Для меня очень важна связь с продавцом книг. И существует важное отличие магазинов, которые продают новые книги, от букинистических. Я предпочитаю вторые, мне нравятся книги с историей, я люблю находить старых друзей и отыскивать новые произведения, связанные с уже знакомыми мне именами. Разумеется, среди новых книг всегда есть что-то удивительное, прежде всего это касается эссеистики. Литературное эссе сейчас переживает подъем, и мне нравятся невероятные книги об истории волос или об общественном транспорте, такие вот… неожиданные вещи. Действительно, книжные исчезли во многих местах; Нью-Йорк, бывший некогда городом книжных лавок, пережил настоящий мор, но есть несколько магазинов, которые держатся, как призраки прошлого. Это влияет на интеллектуальную жизнь города, затрагивает разговоры людей, меняет их способ мышления. В Мадриде, Буэнос-Айресе, Париже ты видишь людей с книгой в руке. В Нью-Йорке у человека в руке всегда айфон, и меня это тревожит. Дело даже не в том, что чтение электронных книг кажется мне чем-то плохим или вредным, – это другое. Подобной пустыней в мире транспорта можно назвать Лос-Анджелес, город, где никто не ходит пешком, все ездят на машинах. Город, где не ходят пешком, – это город призраков.
Вы жили в разных городах и на разных континентах, вы регулярно пишете, насколько мне известно, на испанском, английском, французском, читаете на португальском, немецком и итальянском. Всё это делает вас писателем вне территории, если пользоваться известным понятием Джорджа Стайнера. Вы чувствуете себя частью традиции путешествующих писателей?
Я не считаю себя путешествующим писателем, я считаю себя путешественником, который пишет, причем путешественником по необходимости. На самом деле я не хочу переезжать, но судьба заставляет меня бежать оттуда, где я чувствую себя счастливым, чтобы найти другое такое место. Если бы нужно было подобрать какое-то определение своей деятельности, то это работа читателя, который смирился с необходимостью писать. Все мои книги рождаются из того, что я прочел. Как говорил Борхес, пусть другие хвастают тем, что они написали, я же буду хвалиться книгами, которые прочел. Это высказывание вполне описывает меня. Если бы мне сказали, что я не смогу писать, я бы волновался гораздо меньше, чем если бы мне сказали, что я больше не смогу читать. Если бы я не мог читать, то чувствовал бы себя мертвецом.
В таком случае что заставило вас занять должность управляющего Национальной библиотекой, которая не позволяет вам продолжать писать и читать? Во имя чего такая жертва?
Я думаю, что у нас у всех есть обязательства, и каждый знает, в чем они состоят. Своим призванием я обязан Национальному колледжу Буэнос-Айреса. Я год проучился в университете после
