проницателен. И, кроме того, если мне не изменяет память, я не встречал человека, более преуспевшего по службе и не имевшего притом завистников. Его Величество изволил назвать Зарандиа Македонским от жандармерии по случаю одной важной его служебной победы. Сие прозвище за ним и утвердилось. Последние шесть лет службы Зарандиа был тайным заместителем имперского шефа жандармов. За этот весьма короткий период он стал одним из тех людей, которых почти никто не знал в Петербурге, но держава опиралась именно на их труд и таланты.
АЛЕКСЕЙ СНЕГИРЬ
Родом я из Солдатской, большой кубанской станицы. Отца помню смутно — пьяный, он простыл и умер… Потом захворала и слегла мать. Мы с братом не знали, что делать, за что хвататься, все у нас из рук валилось. По совету соседа взяли постояльца, сошлись на трех рублях в месяц. За месяц он уплатил вперед, а потом, увидя нашу беду и нужду, дал еще за пять месяцев вперед и велел привести матери доктора. Но доктор сказал, что у матери чахотка, что ничто ей уже не поможет…
Постояльцу нашему было лет двадцать пять, назвался он Лукой, но его звали иначе, это я потом узнал…
А тут явился в нашу станицу Маруда и потребовал задаток. Обычно весной он обходил все дома, давал задатки под расписку на гусей, а осенью расплачивался полностью и купленную птицу угонял. Марудой его звали за то, что был всегда грязный, немытый. А вообще-то фамилия его была Малиновский, мужик был отечный, с маленькими поросячьими глазками и отвисшей нижней губой. И вот явился к нам, объявил, что гусей ему не надо, и потребовал задаток. Или отдать еще не выросших гусей. Тут мать встала с постели, но ослабела, ударилась головой о косяк — ноги подвели. На шум прибежали соседи, избили Маруду и выгнали. Он на нас тогда пожаловался — через педелю явился пристав и забрал всех гусей. Луки как раз дома не было, он только к вечеру вернулся. А вскоре мать отдала богу душу…
Ни брат, ни я и думать не думали о том, кто такой Лука, откуда в наших краях, где пропадает целыми днями. Глупые были…
Пришлось мне в конце концов к Маруде наняться, мальчиком на побегушках. А Маруда еще зарабатывал тем, что обыгрывал людей в нарды. Узнав, что я у него теперь на побегушках, Лука задумался.
Через три дня я увидел Луку в мастерской у шапочника-грузина, куда был послан Марудой разменять трешку. Там были еще бочар Селим и черкес Махмуд. Трое играли в нарды, а Лука наблюдал. Селим выиграл кучу денег и только было упрятал их в карман, как Лука велел ему снова взять кости. И снова играть. Тот было заупрямился, но Лука выхватил из-за пазухи револьвер, взвел курок и наставил дуло на Селима. И заставил его метать кости, пока Селим не проиграл все деньги и не вернул большую их часть Махмуду.
— Почему отнял? — тихо спросил Селим.
— Обманом выиграл! — сказал Лука.
— Каждый делает, что ему хочется. Я играю в нарды.
— А я сделал, что мне захотелось. Отнял у тебя, отдал ему.
— Врать не буду, таких не много встречал…
— Зато таких, как ты, много…
— Здесь ты прав, Дата, — сказал Селим, уходя. — Таких, как я, много, вся наша земля… Отказался я менять этот мир. Торгую бочками…
Когда Селим, а затем и Лука ушли, кто-то сказал:
— Какое кому дело, мухлюют или не мухлюют.
— Такой уж он есть. — отозвался шапочник. — Не любит…
Потом, это долго рассказывать, Лука и Маруду проучил… Тот на него донес было, Луку даже арестовали, но Махмуд подкупил полицейских и вызволил его… Снова встретил я Луку в Ростове, когда он остановился в гостинице, где я служил посыльным. Мы долго сидели вместе, вспоминали…
— Если подумать, знаешь, что получается? — сказал Лука. — То, что я сделал тогда, сделано было как будто из сострадания к незнакомым людям — доконал я Маруду, перестал он обманывать людей. А что из этого вышло? Спился он с горя и умер… Это одно. Другое — ты потерял выгодное место… Городового со службы выгнали — это третье. Шапочника целый год в участок таскали — это уже четвертое. Махмуд за мое вызволение полгода в тюрьме просидел. Это — пятое. А теперь самое важное: люди, видно, жить не хотят без того, чтобы их не гнули, не обманывали, не обдирали. На место Маруды сел другой и с тех же людей на базаре стал драть вдесятеро. Ничего путного из моих дел не вышло. Одно зло… Я в книгах читал и от людей слышал: увидишь кого в беде, поступай, как сердце велит, и будь доволен тем, что получится. Пусть это правда, все равно еще надо подумать, достойны ли люди того, чтобы в их дела приличный человек впутывался. Запомни мои слова, но знаешь, я и сам еще не пойму, где здесь правда. Думать надо и опыт нужен, чтобы понять…
Следующая наша встреча состоялась в Тифлисе, в губернской тюрьме. Но об этом как-нибудь в другой раз.
ГРАФ СЕГЕДИ
…В 1893 году имя Туташхиа всплыло одновременно в делах нескольких жандармских управлений Северо-кавказских губерний. В то время именно здесь усиленно распространялась нелегальная литература. Ко всему в канцелярию шефа жандармов поступило агентурное донесение о готовящемся покушении на его высочество великого князя. В довершение преступники, личность которых не была установлена, вырезали в Кавказской семью богатого купца, похитив деньги и драгоценности на крупную сумму. Генерал Шанин, приехавший специально из Петербурга, изучив материалы, высказал уверенность, что на Северном Кавказе действует хорошо законспирированная политическая организация с базами в Закавказье, иными словами, на территории, мне подведомственной. Из его заключений явствовало, что солидная сумма была похищена у купца с целью финансировать террористический акт и что если не главой, во всяком случае одним из главарей-организаторов всего этого был… Дата Туташхиа. Мне, таким образом, предъявлялось обвинение и предписывалось принять меры, тем более, что шеф жандармов настоятельно требовал разъяснений по поводу всего случившегося, ликвидации групп, ведущих подрывную деятельность, и ареста Туташхиа.
Мне надлежало в этой связи определить и уточнить почерк преступлений Туташхиа, новое криминальное амплуа которого, кстати, казалось мне высосанным из пальца. Я получил все имеющиеся материалы по его делу и взялся за их анализ. Мимоходом замечу, хотя это и не относится к предмету моих записок, что заключения генерала Шанина оказались поверхностными и беспочвенными. Управление жандармерии раскрыло под конец дело.
