торговых точек, отделенные друг от друга не менее чем милей пути.
Старый магазин инструментов казался пришельцем из иного мира. Он не являлся калифорнийской жемчужиной, но не был и пережитком пятидесятых. Внутри пахло мелом. Я любила запах таких магазинов почти так же сильно, как любила запах хлорки.
Я остановилась у секонд-хенда, битком набитого балетными пачками, и платьишками в блестках, и брюками палаццо из полиэстера, и винтажными поздравительными карточками, и почтовыми открытками, некогда дорогими чьему-то сердцу.
Милая мама!
Погода стоит прекрасная, даже зимой. В университете все хорошо. Здесь в магазинах торгуют 24-каратным золотом по хорошей цене, и я прилагаю к письму ожерелье для Сюзан к Рождеству. Пожалуйста, передай его Сюзан, мама. Скажи папе, что я здесь видел «Феррари-312», который колесил по улицам центра Падуи. Вишнево-красный, с внутренней отделкой из золотистой кожи. Люблю вас всех.
Джек
Не так давно все писали от руки. Мой отец писал от руки. Я когда-то думала, что у него самый красивый почерк в мире. Но такой был у всех людей папиной эпохи.
Я ездила туда-сюда по улицам, где невозможно ничего увидеть за поворотом. Казалось, люди здесь водили машины вслепую, интуитивно. Время от времени попадался какой-нибудь впечатляющий дом, отделанный испанскими изразцами, пасущиеся лошади. Там были арт-инсталляции и пацифики, выложенные из колпаков для колес. Там были бамбуковые изгороди и небо без единого облачка. Проголодавшись, я остановилась у ресторанчика под названием «Ла Чоса», рядом с химчисткой. Я была все в том же белом платье. От него разило пóтом, но пока я не столкнулась ни с кем, кто бы это заметил.
Мексиканка за раздачей ждала с широкой оловянной ложкой в руке. На куске картона были написаны инструкции к заказу. Выбери ОДНО: адобо из курицы[9], стейк, овощи-гриль.
Я хотела половину порции курицы и половину порции овощей-гриль. Риса я никакого не хотела.
– Вы выбирать только одно, – сказала женщина.
– Можно мне по половине от курицы и овощей, а чек пробить на курицу, которая стоит дороже?
– Нет, вы выбирать одно.
На голове у женщины была сетка для волос.
– Но я хочу по половине от каждого блюда, и вы – магазин – на этом только выгадаете. Потому что курица стоит дороже, а я возьму ее меньше. Понимаете?
Женщина покачала головой.
– Почему? – спросила я. – Можете объяснить мне почему?
Женщина положила ложку и отерла полиэтиленовые перчатки о фартук, весь в пятнах от желтых и бурых соусов. Снова взяла ложку и стала ожесточенно скрести ею в судке с рисом.
– Я не хочу рис, – сказала я.
Тогда женщина ушла в кухню. Я так и осталась голодной.
Вернувшись в машину, я тронулась с места, слушая Марианну Фейтфул и Джони Митчелл. Я составлю для тебя список всех песен, которые что-то для меня значили.
Я припарковалась у кафе здорового питания рядом с ее студией, которая, как оказалось, пользовалась мировой славой. «Силовая йога Рода Рейлза». Род Рейлз был одной из дутых звезд сообщества любителей йоги. С голым торсом, с длинными волосами, с кривоватой, как косточка от стейка портерхаус, эрекцией – это я узнала потом. На одной фотографии держит на руках отощавшего ребенка в Непале, на другой обнимает за костистые плечи пожилую актрису. Рейлз преподавал дважды в месяц, но в основном путешествовал во всякие горные святые земли и продавал франшизы. Большую часть занятий вели девушки вроде Элис. «Горячие девчонки», которые в жизни не выкурили ни одной сигареты.
Я пошла к двери. Ноги дрожали, и я чувствовала себя никем. Мало того, я даже не придумала, что буду говорить.
На двери висело расписание. Я поискала фамилию Элис. Был вторник. Ближайшим днем ее занятий оказалась пятница. Я почувствовала такое облегчение, что все внутри меня немедленно успокоилось. Я вернусь сюда в пятницу, сказала я себе. Но мне вовсе не нужно было туда возвращаться. Я могла найти славного торговца подержанными машинами, позволить ему купить нам разноуровневый домик в Болдуин-Парке[10] и отказаться трахаться в любой позиции, кроме как раком.
Другим делом, которое мне всегда хотелось отложить на потом, был поиск работы. После того как кончились деньги, оставшиеся от продажи родительского дома, я где только не работала. Часто вообще нигде. Продавала что-нибудь из того, что дарил мне очередной мужчина, и на эти деньги можно было продержаться несколько месяцев.
Свернув к соседнему зданию, я прошла сквозь занавеску из бус, заменявшую дверь в кафе здорового питания. Внутри жужжали жирные мухи. В кафе продавали комбучу, веревочные корзинки, сборники стихов местных авторов, шоколадные батончики с орегонской перечной мятой. Ярко-розовым блеском сияла кофемашина La Marzocco. Молодая девушка в ковбойской шляпе и с двумя длинными косами стояла за стойкой. На незаламинированном бейджике, приколотом к груди, значилось имя – Наталия. Она была достаточно юна, чтобы быть моей дочерью, если бы я забеременела лет в семнадцать.
– Можно мне фриттату? – спросила я.
– Шпинат или кейл?
– Шпинат.
– Она подается с кукурузными котлетками.
– Мне они не нужны.
– Я могу завернуть их вам с собой.
– А вы хотите забрать их с собой? – спросила я.
Я заказала американо, чтобы посмотреть, как продавщица включает эту ярко-розовую кофемашину. Девушка была красива той простой, бесспорной красотой, какой у меня никогда не было. Я была сексуально привлекательной. Иногда другие женщины этого не видели.
– Можно мне еще бланк заявления о приеме на работу?
– Прошу прощения?
Я постучала запыленным ногтем по табличке «Требуется помощник». Продавщица перегнулась через стойку, выворачивая шею, чтобы рассмотреть надпись. Груди у девушки были большие и от этого движения сплюснулись вместе. На ее шее на кожаном шнурке висел Будда из розового кварца.
– Ой, и вправду…
– Так как, не нужен помощник?
– Нужен. На самом-то деле я уезжаю в колледж.
– Отлично.
– Сколько бланков вам дать?
– Только один.
– Вам фриттату с собой или будете здесь?
– Здесь.
Я вышла с бланком и кофе на частично крытое патио с яркими креслами-бабочками, старыми подставками от швейных машинок и круглыми деревянными столиками, на каждом из которых стояла бутылка соуса чолула. У меня возникло ужасное предчувствие. Они случались у меня всю жизнь, а мне почти никто не верил, потому что я всегда рассказываю об этом постфактум. Я не настолько доверяю себе, чтобы говорить что-то в тот момент, когда у меня появляется предчувствие. Так что в этот раз, как и во все остальные, я постаралась по мере сил успокоить свой разум. Сосредоточилась на лежавшем передо мной листке бумаги. Я
