ты, ангел, кусачая, как я посмотрю!
– Я справедливая.
– Это положительное качество. Но не очень практичное, по жизни больше мешает. А теперь расскажи мне, Марфа-кадочница, что это ты в «кадочке» делаешь? И куда подевались мои старики?
– Старики твои, в смысле, Василий Павлович и Раиса Петровна, пошли в театр, на репетицию. У них сейчас перед премьерой репетиции каждый день. Они их прогонами называют. К обеду обещали быть. Это перед вечерней репетицией. А я вот, с куколкой вожусь. С Алисой. Надо лесочки ей подтянуть.
– А то рука совсем не двигается, – сказала Алиса. – Это так ужасно, так ужасно! И так неловко!
– Ух, ты! – удивился Бармалей. – Да ты не только ангел, а еще и феномен! Дед такую конструкцию изобрел, что, кроме него, мало кто в ней разберется. Вообще никто. А ты, я смотрю, вполне. Шаришь.
– В смысле, шаришь?
– В смысле, вникаешь. Странная ты, ангел, простых слов не знаешь. Расскажи-ка мне теперь, откуда ты такая взялась? И надолго ли тут, у стариков, обосновалась?
Марфушка потупила взор, на щеках ее вспыхнули пятна смущения, но губы были сжаты упрямо.
– Мне хозяева разрешили пожить у них, – пролепетала она. – Потому что мне пока идти некуда.
– А где ты их подцепила?
– Никого я не подцепляла! Мы ехали на трамвае, вместе. Потом трамвай повернул в депо, а я осталась на остановке. Метель была, Василий Павлович подумал, что я могу замерзнуть и пригласил к себе домой. И вот я здесь. Но это ненадолго, после Нового года я уйду.
– Куда уйдешь?
– Не знаю, я еще не решила. Куда-нибудь.
– А почему после Нового года?
– Тогда можно будет.
– Ой, что-то ты темнишь, ангел. Не мое дело, конечно... Хотя, очень даже и мое. Я все-таки законный внук. Так вот, ангел, если ты придумала охмурить стариков и завладеть их жилплощадью, вот этой квартирой, так ничего у тебя не выйдет. Это я, считай, официально тебе заявляю. Как наследник. Хоть дело и не в наследстве, а в справедливости. Ну и поскольку ты сама справедливая, будешь иметь дело со мной. Вот так, ангел.
– Мог бы и не заявлять ничего, Бармалей Борисыч, – сказала Марфа возмущенно. – Нам чужого не надоть!
– Я просто предупредил.
Тут Марфа подняла голову от стола, у которого работала, и впервые посмотрела Бармалею прямо в глаза. И увидела, что они большие, чистые и голубые. И что лицо у него открытое, увидела, что оно мужественное, с крутыми скулами, тонкими губами и с раздвоенным подбородком. И кудри его русые увидела. И еще увидела, что глаза его смотрят на нее пристально и твердо. Холодно смотрят. Смотрели, поначалу, потом вдруг потеплели и словно поплыли куда-то.
«Что это с ним такое приключилось?» – подумала Марфонька.
Ей и невдомек было, что так действует на людей ее красота. Сама-то она ничего подобного не испытывала, потому и не знала. Но тем не менее, как по ней, так было лучше. Она не любила, когда на нее смотрели холодно, а любила, когда наоборот. И хоть от теплого слова, да теплого к себе отношения растаять Марфа совсем не боялась, ей было приятно.
Однако и Бармалей быстро взял себя в руки.
– А ты на самом деле, ангел! – сказал он. – Знаешь, с удовольствием присмотрю за тобой. Мне будет по кайфу. Понаблюдать.
Марфушка пожала плечами, да и глаза опустила.
– Присмотри за нами, пожалуйста, – ответила за нее Алиса. – Мы не против.
А Марфутка подумала, что парень более молод, чем кажется поначалу. На самом деле, он зачем-то старался выглядеть старше, чем был на самом деле. Для того и словечки всякие жесткие и даже порой грубые употребляет. Но хоть не ругается, и то плюс. Марфушка не любила, когда парни ругались. От черных слов, верила она, сначала язык у ругальщика чернел, а потом и сердце. А с черным сердцем жизнь превращалась в муку.
К обеду, как и обещала Марфена, вернулись из театра в родную гавань супруги Дозоровы, с черточкой и без.
– Бармалеюшка! – вскричала Раиса Павловна, увидев, кто встречает ее у порога, и нежно обняла, прижала к себе внука. – Где ж пропадала все это время твоя буйная головушка?
– У нас с ней были дела, ба. Но мы с ними справились.
– А почему не позвонил?
– Я не умею, ба!
– Болтун!
– На самом деле, замотался немного.
– Главное, что сегодня ты здесь, с нами, – сказал Василий Павлович. Глаза его предательски блестели. Он хотел ограничиться крепким мужским рукопожатием, но не сдержался, притянул к себе внука и обнял. Стало заметно, какой Борис долговязый – даже деда он перерос на голову. – Хорошо, что приехал, молодец, – заключил кукольник и похлопал молодца по плечу.
– Я как штык, – подвел итог приветственной церемонии Бармалей. – Я нужен здесь, и вот я здесь!
К приходу хозяев, обед у Марфушки был готов, оставалось только накрыть на стол. Что и сделали быстро, общими усилиями.
– Картошечка тушеная с мясом и пирожки с капустой! – объявила хозяюшка меню.
– О, сказка! – оценил предложенные блюда Василий Павлович. Он давно уже, едва вошел в дом, принюхивался к запахам пищи и глотал слюнки. – Просто сказка. Впрочем, как и всегда. Ничего другого от Марфуты и ждать невозможно. У нее любая работа спорится, и всегда все по высшему разряду получается. Руки просто золотые, как и сердце. Это он, обращаясь к Бармалею, Марфушку нахваливал.
– Я видел, как она с твоими куклами управляется. Неплохо, неплохо. Но и стряпает, я смотрю, тоже, на уровне.
– Ой, ну вы скажете! – засмущалась Марфуня. – Обычная еда, ничего особенного.
– И самая обычная еда, когда с любовью приготовлена, превращается в царское кушанье.
– С любовью? – удивилась Марфа. – Ну, не знаю, может быть. Не мне судить. Я-то про любовь ничего не знаю.
– Вот это тоже сказки, – возразил кукольник. – Любовь у всякой девицы в сердце живет, изначально. Без любви нет девицы. Просто у некоторых она спит до поры, ждет, когда ее кто разбудит.
– Моя уже и не ждет, – Марфеня сокрушенно вздохнула. – Не верит, что ее разбудят.
– И зря, веру терять нельзя никогда. Но давайте об этом
