— Или скажи мне, или я разузнаю сама, — пригрозила Иррис. — Ты знаешь, что я узнаю. Начну с Бальтазара и Веспуса.
Ужас сжал сердце Печали, она поняла, что времени не хватало. Если она хотела защитить Иррис от Веспуса, этот момент наступил.
— Я бы хотела, чтобы ты была послом Раннона в Сварте.
Шок стер остальные эмоции с лица Иррис.
— Что? — сказала она таким слабым голосом, какой Печаль у нее никогда не слышала.
Печаль кивнула.
— Мне нужен посол там, и это должна быть ты.
— И почему ты так решила? Я не говорю на свартанском. Я не знаю ничего о Сварте. Почему я?
Ради Иррис, нужно было постараться. Сделать так, чтобы она не смогла спорить.
Чтобы Иррис не захотела спорить…
— Потому что мне нужно побыть вдали от тебя, — сердце Печали разбивалось, но она продолжила. — Мне нужно научиться, как быть канцлером без твоих указаний.
Иррис смотрела на нее, раскрыв рот.
— Позволь уточнить. Ты прогоняешь меня, потому что считаешь меня навязчивой?
— Нет, конечно, нет. Я просто… — Печаль замолчала и не могла продолжить.
Иррис смотрела на нее так, словно никогда не видела раньше.
— Ого. И когда я уеду? Мне закончить тур с тобой? Или собираться сейчас? Видимо, мне нужно быть благодарной, что ты сказала мне это в лицо.
Печаль напряглась.
— О чем ты?
— Когда ты покончила с Расмусом, ты дала ему это понять из разговора с Бейрамом. Приятно знать, что меня оценили выше, — она оттолкнула стул от стола так сильно, что он упал на пол, а потом хлопнула дверью.
Печаль застыла. Она знала, что, ранив Иррис, заслужила пострадать в ответ. Но она не ожидала этого.
* * *
На следующий день, когда карета покинула Восточные болота, отсутствие Иррис было во всем: место, где она сидела, пустота рядом с Печалью, где всегда была ее лучшая подруга. Ее отсутствие поглощало Печаль, и она боролась с собой, чтобы не вернуться и не рассказать Иррис правду.
В Аше она встретилась с шахтерами и инженерами, с теми, кто работал на границе между Ранноном и Астрией. Далеко на юге солнце все еще было беспощадным, даже осенью, и когда она вернулась в виллу Самада, оказалось, что солнце выделило веснушки на ее носу и обожгло ее плечи. Ночью она была в скромном голубом платье с высоким воротником, ткань терла солнечные ожоги, и это злило ее еще сильнее. Танцев не было, Печаль была единственной женщиной в комнате, кроме тихой жены Самада, и у них был строгий ужин под флейту, которая погрузила Печаль в транс. Она была рада, что Самад не спросил ее, понравилась ли ей ночь, потому что она не смогла бы соврать ему.
А потом Южные болота, дом Бальтазара. Печаль помнила, как он был с тусклыми глазами и желтоватой кожей из-за Ламентии, которую проносил в Зимний замок по приказу Веспуса. Мужчина, пригласивший ее в дом, сильно отличался от того, каким она его помнила. Его щеки были румяными, глаза сияли, и Печаль вскоре поняла, почему. Она не встречала фермеров, торговцев тут. Он устроил ей поход в тюрьму и местный штаб стражей порядка. Его объяснение было простым: она должна быть смелой, чтобы бросить вызов традициям, которые не менялись десятки лет. Смелой и глупой. Его уверенность вернулась с тех пор, как он получил место в Йеденвате обратно.
В штабе стражей порядка стражи ухмылялись ей, называли ее «мисс Вентаксис», а не «канцлер», пока она не исправила их, но от этого они усмехались только сильнее. И, когда Печаль подумала, что хуже быть не может, прибыл Мирен Лоза, приглашенный Бальтазаром провести экскурсию по тюрьме.
Лоза бодро указывал на тех, кто сидел там из-за него, его пухлые губы растягивались в оскале, пока Печаль пыталась скрыть неудобство.
— Это мутная сторона правления, — сказал он, когда они прошли камеру, где мужчина кричал без конца. — Реальность, другая сторона роскоши. Другая сторона балов. Для этого у вас есть я. Чтобы быть вашими руками во мраке. Чтобы убирать то, что делает вашу жизнь не такой красивой, и прятать. Без таких, как я, грязь Раннона увидели бы все.
Она слышала угрозу в его словах, словно он знал, что она задумала для стражей порядка. Но его слова только укрепили ее веру в то, что их нужно было распустить и заменить кем-то получше. Правосудие Лозы было жестоким. Печаль хотела большего для Раннона. Демократии, как в Меридее и Рилле.
Но часть его речи всплывала в ее голове: руки во тьме, убирающие все неприятное.
Было что-то в этом, и она ощущала, как это царапало ее мозг, впивалось в нее и не давало ей забыть об этом. Руки во тьме, скрытые дела… Это крутилось в ее голове, даже когда она наряжалась для вечера. Она нанесла полный макияж, и каждое движение кисточки было заявлением войны с врагами.
Бальтазар не заслуживал платья цвета индиго, которое было на ней в его доме, хоть его поместье было самым роскошным. Шампанское текло рекой, официанты ходили по комнате с угощениями: отбивная из говядины на черном хлебе с солью, краб в сливочном соусе на крекерах. Еда таяла на языке. Его еда затмевала все, что она ела в Рилле, да и где-то еще. Была красивая и изящная ночь, но без души. Печаль все время хотела прижаться спиной к стене, чтобы ее никто не ранил сзади.
Она скучала по Иррис.
Наконец, Западные болота, бывшее творческое сердце Раннона. Район оживал. Она встретила певцов, танцоров и труппу актеров, которые написали пьесу о ней.
— Обо мне? — поразилась Печаль. Она посмотрела на главу, девушку с сияющими глазами и прядью, выкрашенной в золотой, думая, что та шутит.
Похоже, нет.
— Да, ваше великолепие, — закивала женщина. — Я хотела записать то, чего вы достигли, и что вы
