его дела. Не заходя к себе, я пошел на третий этаж, где квартировало отделение уголовного розыска.
В отличие от всех других служб райотдела, дверь в крыло ОУР постоянно была закрыта на замок. Поскольку не всегда можно было засунуть в камеру доставленного для отработки персонажа. Зачастую камеры либо забиты, либо дежурный встаёт в позу и начинает требовать документальные основания для помещения гражданина в чулан. Его-то, то есть, дежурного, понять как раз можно. Любой проверяющий из городского или, не дай бог, областного УВД за незаконное помещение гражданина и содержание его в камере, способен обеспечить дежурному строгий выговор. А то и неполное служебное соответствие занимаемой должности. Если выговор уже есть.
Вот и сидели, и стояли вдоль стен коридора ОУР всякого рода граждане, привлёкшие к себе внимание оперов. А, чтобы они не свалили из неприветливого заведения, дверь постоянно была на замке. Как граница.
Погромыхав кулаком, а потом уже и ногой по многострадальной двери, я наконец-то привлек к себе внимание.
— По голове себе постучи! — раздался из-за преграды знакомый голос, — Что за народ! Ни стыда, ни воспитания, — в приоткрывшемся проёме показался Гусаров, — Аааа! Серёга! — опер отодвинулся, пропуская меня, — А чего не позвонил? Я бы тебя встретил. Ты к кому?
— Стас на месте? — я перешагнул порог, — Мне Гриненко нужен. Срочно!
— Он на территорию пошел, — и приглушив голос, добавил, — Встреча у него с человеком. Через час вернется.
Встреча с человеком, это значит, что опер выдвинулся на контакт со своим «шуриком». Агентом, то есть. И контакт этот либо плановый для рапорта, либо внеплановый для конкретного дела.
— Как появится, пусть сразу ко мне идёт! — развернулся я на выход, — Ты только не забудь! Это не мне, это ему надо.
В своём кабинете я разложил пасьянс из находящихся в моём производстве дел. Самое проблемное положил перед собой и начал листать. Хотя, чего там листать! Почти пустые корки. Эту книгу для суда придется написать мне. От самого начала и до самого конца. А сейчас мне нужен был рапорт дежурного следака, в котором должен быть указан телефон хирургического отделения, в котором исцелялся поранетый закройщик. Как бы ни была продырявлена печень, но терпила уже должен был открыть глаза. Или, наоборот, зажмурить их на постоянку.
Рапорт был. Но не было в нем телефона. Ну и засранец же этот Саша Цепляев! Следаком работает дольше меня раз в пять, а инфантильного мудака всё еще из себя не выдавил. Эх, не я его начальник! Он бы, сука, у меня на собственных трусах повесился бы. Прямо в туалете РОВД. Поплакал бы сначала, а потом вздернулся бы.
Ну да ладно, мы и чужой косяк обратим в свою пользу. Мне надо было реализовать небольшую домашнюю заготовку. А для этого нужен дыл повод свалить из РОВД.
Передвигаться под присмотром я был не против. Но «хвост» в самом скором времени мне будет мешать. И вот уже второй день я ломал голову, как его скинуть. Не по-махновски, а чтобы заказчик сам его снял. Просто втупую нажаловаться Севостьянову был не вариант. Потому что он Севастьянов, а не Андропов. Местные наверняка как-то обставились. Пусть и с минимальными, но всё же мотивированными основаниями для моей наружки. Потому, влобовую против них переть не стоит. Не тот это случай, чтобы называть его пожарным.
Юрий Арнольдович Амбус был, да собственно и по сей день остаётся, умнейшим человеком. Хоть и состоит на учете в психо-неврологическом диспансере с диагнозом «шизофрения». Все время, пока я тащил лямку в Советском РОВД, у нас с ним шли боевые действия. Без стрельбы, без мордобоя и даже без криков.
Еще несколько лет назад Юрий Арнольдович был респектабельным и уважаемым человеком. Кандидатом наук и деканом какого-то факультета в Железнодорожном институте. Потом по какой-то причине от него ушла молодая жена, которую он пригрел, вытащив из студенческой общаги. И взрослый мужик сломался пошибче прыщавого юнца. Скорее всего, что-то из недоброго с его недюжинным умищем было и раньше. Быть может и юная супружница свалила не совсем безосновательно. Но окончательно умом Арнольдыч тронулся именно после того, как неблагодарная профурсетка вильнула хвостом. И как-то так получилось, что после развода Амбус оказался в комнатушке коммуналки. Так-то хер бы и на самого Амбуса, и на ту коммуналку. Но вся беда была в том, что располагалась эта многонаселенная квартира на территории моего участка.
Скатившись в результате полученного диагноза по крутой карьерной лестнице до ответственной должности лаборанта, Амбус своей жизненной энергии не утратил. Весь свой интеллект и нерастраченные душевные силы он обратил на борьбу с организованной преступностью и со своими соседями. Я уважаю чужие слабости и многое могу понять. Но когда на меня изо всех инстанций по нисходящей стали скатываться жалобы Юрия Арнольдовича, я загрустил. Потом закончились цветочки и стали поспевать ягодки. В виде сообщений об уже случившихся и даже только готовящихся преступлениях. Теперь отписываться малой кровью стало гораздо труднее. Московские и областные начальники уже не удовлетворялись справкой из ПНД о том, что гр-н Амбус Ю.А. состоит на учете с диагнозом «шизофрения» и, что его обращения носят болезненный характер. Юрий Арнольдович по-профессорски был неглуп и эпистолярным жанром владел в совершенстве. Его повествования были убедительны и на незнакомых с его судьбой чиновников производили неизгладимое впечатление. Крайним во всей этой печальной ситуации разумеется был участковый инспектор Корнеев. То есть, я.
Но в этой истории были и плюсы. Их было немного. Всего два. И узнал я о них от Вовы Нагаева совсем недавно. Между его горестными стенаниями о том, что ему приходится трудиться за себя и за того парня. За меня, то есть. Никого на мой участок не поставили и Вова отдувался за двоих. Он-то мне и поведал между делом, что Амбус совсем озверел и готовится к реваншу. Чтобы отомстить не только подлому прелюбодею, укравшему его любовь, но и проклятой системе, сломавшей его жизнь при помощи карательной психиатрии. В приватной беседе с коммунальной соседкой Юрия Арнольдовича, Нагаев вызнал, что свое охотничье ружьё , которое еще при мне числилось, как утерянное на охоте, Амбус на самом деле не утратил. Напротив, он его обпилил с обоих концов и прячет в своей комнате. Того, что бог накажет разлучника, ученый не скрывал и прежде. Вдобавок, ситуацию еще обострило его увольнение из лаборантов.
Как бы цинично это ни выглядело, но
