были неприятны и сделали Кольбера непопулярным, но они создали экономическую форму современной Франции; а Наполеон лишь продолжил и переработал Кольбера в правительстве и кодексе. В течение десяти лет Франция знала такое процветание, какого никогда не знала. Затем недостатки системы и короля привели ее к краху. Кольбер протестовал против расточительности короля и двора и против болезни войны, которая поглощала Францию в старости; однако именно его высокие тарифы, а также любовь Людовика к власти и славе привели к некоторым из этих войн; торговые соперники Франции осуждали закрытие ее портов для своих товаров. Крестьяне и ремесленники несли на себе основную тяжесть реформ Кольбера, и даже бизнесмены, которых они обогащали, обвиняли его в том, что его постановления тормозят развитие; один из них сказал министру: "Вы нашли карету перевернутой с одной стороны, а вы расстроили ее с другой". 71 Когда он, сломленный и побежденный, умер (6 сентября 1683 года), его тело пришлось хоронить ночью, чтобы не подвергать его оскорблениям со стороны людей на улицах. 72
V. НРАВЫ И МОРАЛЬ
Это был век строгих манер и свободных нравов. Одежда была таинством статуса. В средних слоях общества одежда была почти пуритански проста - черный плащ, скромно прикрывающий рубашку, брюки и ноги. Но в элите она была великолепна, причем больше у мужчин, чем у женщин. Шляпы были большими и мягкими, с широким околышем, отделанным золотой тесьмой, с наклоном на одну или три стороны и с плюмажем из перьев, застегнутым на металлическую застежку. Когда Людовик взошел на трон, он - а вскоре и весь двор - отказался от перуков, вошедших в моду при его лысом отце, поскольку волны каштановых волос молодого короля были слишком великолепны, чтобы их скрывать; но когда после 1670 года его волосы начали редеть, он перешел на парики; и вскоре каждая голова, имеющая хоть какое-то притязание, во Франции, Англии или Германии была увенчана заимствованными и напудренными локонами, спадающими до плеч или ниже, и делающими всех мужчин похожими друг на друга, за исключением их сожителей. Бороды брили, усы лелеяли. Перчатки украшали перчатками, а в холодные дни представители обоих полов носили муфты. На смену высокому ершу пришел шелковый кокошник, свободно повязанный на шее. Дублет уступал место длинному жилету с орнаментом; на бедрах красовались кюлоты - брюки, заканчивающиеся у колен и застегивающиеся на пряжки или ленты; эти одежды, за исключением передней части, прикрывались вихревым плащом, рукава которого заканчивались большими манжетами, отделанными кружевом. По закону только дворянам разрешалось украшать свои одежды золотой вышивкой или драгоценными камнями, но состоятельные люди любого сословия обходили этот закон. Чулки обычно были из шелка. Мужские ноги обували в сапоги, даже для танцев.
Платье придворных женщин было свободным и струящимся в соответствии с их нравами. Лифы зашнуровывались, но спереди, как призывал Панург у Рабле, и вздымающиеся груди бросались в глаза. Фартуки и пышные рукава вышли из моды вместе с Ришелье. Халаты были богато расшиты и раскрашены в яркие цвета, очаровательные туфли на высоких каблуках покрывали усталые ноги, а волосы были изысканно украшены лентами, драгоценными камнями, духами и завиты. Первый журнал мод появился в 1672 году.
Манеры были величественными, хотя под пышной шляпой и шлейфом юбки сохранилось немало грубостей. Мужчины плевали на пол и мочились на лестницах Лувра. 73 Юмор мог быть грубым или непристойным. Но разговор был элегантным и вежливым, даже когда речь шла о физиологии и сексе. Мужчины учились у женщин изяществу поведения и речи; они говорили четко и правильно, избегали сентиментальности и педантизма и затрагивали все темы, какими бы глубокими они ни были, с легким весельем духа и фразы. Спорить всерьез было дурным тоном. Застольные манеры улучшались. Король до конца своей жизни ел пальцами, но к тому времени вилки были в общем пользовании. Примерно в 1660 году в моду вошли салфетки, и гостям уже не полагалось вытирать пальцы о скатерть.
В эпоху этикета и протокола общественная мораль не была выдающейся. Благотворительность уменьшалась по мере роста богатства высших классов. Самыми крепкими были нравы в нижних слоях среднего класса, где хорошее поведение было возможно благодаря безопасности и стимулировалось желанием подняться. Во всех классах идеалом был l'honnête homme - не честный человек, а благородный человек, который к хорошему поведению добавлял хорошее воспитание и манеры. Честности почти не ожидалось. Несмотря на постановления Кольбера и королевский шпионаж, продажность чиновников была широко распространена, и ее поощряла продажа правительственных назначений как источник государственных доходов. Преступность прорастала из жадности богатых, нужды бедных и вспышек страсти всех сословий. Так, некоторые высокородные дамы пользовались услугами Катрин Монвуазен или маркизы де Бринвилье, искусных в приготовлении ядов с приторной изощренностью; отравления были настолько популярны, что для их рассмотрения были созданы специальные суды. 74 Катрин Монтвуазен занималась медициной, акушерством и колдовством; она помогала священнику-отступнику совершать "Черную мессу", обращаясь за помощью к сатане; она делала аборты и продавала яды и любовные зелья. Среди ее клиентов были Олимпа Манчини, племянница Мазарина, графиня де Грамон и госпожа де Монтеспан, любовница короля. В 1679 году комиссия расследовала деятельность "Ла Вуазен" и обнаружила доказательства, касающиеся столь многих высокопоставленных членов двора, что Людовик приказал пресечь запись. 75 Ла Вуазен был сожжен заживо (1680).
Частная мораль включала в себя обычные отклонения. По закону гомосексуальность каралась смертью; нация, готовящаяся к войне и платящая за детей, не могла позволить отвлечь сексуальные инстинкты от воспроизводства; но было трудно преследовать такие отклонения, когда родной брат короля был известным извращенцем, недостойным презрения, но выше закона. Любовь между полами принималась как романтическая разрядка, но не как причина для брака; приобретение, защита или передача собственности считались более важными в браке, чем попытка зафиксировать на всю жизнь страсти одного дня. Поскольку большинство браков в аристократии заключались на основе имущественных отношений, французское общество потворствовало наложничеству; почти каждый мужчина, который мог себе это позволить, заводил любовницу; мужчины превозносили свои связи почти так же, как свои сражения; женщина чувствовала себя опустошенной, если никто, кроме мужа, не преследовал ее; а некоторые неверные мужья подмигивали неверным женам. "Есть ли на свете, - спрашивает персонаж Мольера, - другой город, где мужья так терпеливы, как здесь?" 76 Именно в этой циничной атмосфере росли максимы Ларошфуко. Проституцию презирали, если у нее не было манер, но такая женщина, как Нинон де Ленкло, которая позолотила ее литературой и остроумием, могла стать почти такой же знаменитой, как король.
Ее отец был дворянином, вольнодумцем
