Книга Воскресшая любовь - Мэдлин Хантер

– Ну и пусть. Честно говоря, мне не очень хочется его видеть.

– Придется, ничего не поделаешь. Не принять его означает нанести маркизу оскорбление. А в нашем положении это в высшей степени неразумно.

– Неразумно, – согласилась Леона, развязывая ленты на шляпке. Сердясь на себя из-за того, что от волнения у нее вспотели ладони, Леона вошла в библиотеку.

В комнате стояла тишина. Тун Вэй восседал в своей обычной позе. Выпрямившись и по-восточному скрестив перед собой ноги. Истербрук расположился в кресле. Глаза у него были закрыты. Так же, как и у Тун Вэя. Когда Леона вошла в библиотеку, ни Истербрук, ни Тун Вэй не обратили на нее никакого внимания, даже глаз не открыли. Не пошевелились.

И все же Леона почувствовала, что ее появление нарушило царившую в комнате гармонию. Словно кто-то бросил в озеро камешек и по воде пошли круги.

Истербрук и Тун Вэй вышли из оцепенения одновременно. Маркиз открыл глаза и бросил на Леону отсутствующий взгляд. Тун Вэй ловко, но плавно поднялся на ноги. Он, как всегда, находился в хорошей физической форме.

Тун Вэй поклонился Истербруку и подошел к Леоне.

– Он не прекращал занятий. Все время медитировал.

– Он делает это не так, как ты. Сидит не так, как ты его учил.

Истербрук наконец вернулся к реальности и поднялся с кресла, однако в разговор не вступал.

– А еще в нем нет подлинной веры. Применяя истину на практике, он не принимает ее за истину. Ну ладно, это не важно… – Тун Вэй снова поклонился гостю и вышел из библиотеки, оставив Леону и Истербрука наедине.

– Тун Вэй говорит, что хотя вы и овладели искусством медитации, но не принимаете доктрину за непреложную истину.

– Это не моя вера. Разве Тун Вэя обижает то, что своим примером я доказываю, что можно овладеть в совершенстве приемами и при этом не разделять постулаты этой веры?

– Это приводит его в недоумение, а не обижает. По-моему, Тун Вэй доволен, что вы не прекратили занятий медитацией и благодаря этому достигаете гармонии с самим собой. Он польщен, что вы к нам пришли.

– Я бы разыскал Тун Вэя и встретился с ним в любом случае – сразу же, как только узнал, что он приехал. Однако сегодня я здесь не из-за него.

Да, не из-за него… Боже милостивый, помоги. Леона боролась с волнением. Чтобы не думать о том, о чем ей нельзя было думать, она старалась сосредоточить внимание на том, как изменилась внешность Эдмунда за то время, пока они не виделись.

Сейчас Истербрук выглядел как настоящий лорд. Элегантный сюртук, сшитый не по последней моде, скорее классического покроя. Волосы, немного короче, чем обычно, обрамляли его красивое лицо.

– Леона, во время нашей прошлой встречи я вел себя в высшей степени бестактно. И то, каким способом я привел вас в свой дом, не может вас не возмущать. Прошу меня извинить.

Леона подумала, что вряд ли Истербрук часто перед кем-то оправдывался и извинялся. Его слова звучали искренне. Леоне показалось, что он смущен.

– В тот день я тоже оказалась не на высоте. Признаться, ваше появление поразило меня как гром среди ясного неба.

– Напротив. Выдержались великолепно. Впрочем, вы всегда умели найти ко мне подход.

Не всегда. Хотя довольно мило с его стороны делать вид, будто Леона никогда не вела себя с ним как идиотка.

Истербрук расхаживал по комнате, разглядывая книжные шкафы и ящики с книгами на полу.

– Вы давно снимаете этот дом?

– Три месяца.

– Когда вы приехали в Лондон?

– Месяц назад.

– Наверное, привезли с собой рекомендательные письма.

– Да, целую кучу.

– Но вы только на днях нанесли визит моей тете, хотя она славится своим дружелюбием и принимает всех без разбора. Думаю, ваши дела продвигаются медленнее, чем вы ожидали.

– Увы, это так.

Истербрук подошел ближе.

– Я предпринял кое-какие шаги ради вашего блага, хотя вы об этом меня не просили. Полагаю, вы не станете возражать.

– Что вы имеете в виду?

– Я сказал тетушке, что буду рад, если вас будут приглашать на все светские рауты. Моя тетушка откроет для вас двери во множество домов. Я также сказал нашему семейному поверенному, что мне хотелось бы, чтобы вы получали также приглашения на вечера, где будут принимать участие коммерсанты, финансисты и другие нужные люди.

– Весьма любезно с вашей стороны. Однако мне удалось кое-что узнать за эти несколько недель. Ваша персона всем здесь известна и является мишенью для сплетен. Говорят, что сами вы не принимаете участия в светской жизни. Вас даже называют затворником. Почему вы думаете, что на ваши просьбы оказать мне содействие кто-нибудь откликнется?

– Потому что я лорд Истербрук.

В его словах не прозвучало ни единой нотки высокомерия. Это была всего лишь констатация факта.

Леона подумала, что титул означал для Истербрука не только богатство и власть. Высокое положение в обществе имело для Истербрука не только одни преимущества: рука об руку с почетом и уважением шли чувство долга и высокие моральные обязательства.

Это было главным, в чем Истербрук изменился за то время, пока они не виделись. Это было его новой чертой, особенностью, которая появилась в нем за эти семь лет. В мятежной душе юноши, которым Леона знала его в Макао, царили мрак и хаос. Мрак не исчез из его души полностью, но больше не господствовал над ней – он был облагорожен и усмирен.

Истербрук взглянул на часы, которые достал из кармана.

– Сейчас за мной прибудет экипаж. Вы поедете со мной на прогулку в парк.

– Спасибо за приглашение. Это очень мило с вашей стороны. Но на сегодня с меня хватит поездок.

– Вы поедете со мной, Леона, это в ваших интересах. Раз я оказываю вам покровительство, вас должны видеть в моем обществе. Тогда приглашения посыплются на вас как из рога изобилия. Не будут иметь значения ни ваше происхождение, ни ваше прошлое.

– А если, увидев нас с вами наедине, в вашем экипаже, в свете нас неправильно поймут?

На мгновение он задумался, а затем предложил:

– В таком случае пусть Изабелла едет с вами. Тогда все приличия будут соблюдены.

Положа руку на сердце Леона не была уверена в том, что присутствие Изабеллы оградит ее от сплетен. Но было бы неразумно отказаться от покровительства маркиза, который согласился помочь ей сделать в Лондоне то, что она запланировала. Не важно, что у маркиза на уме и какие подозрения возникают у нее самой.

Ведь Леона всегда была разумной и рассудительной.