его слов. К тому же, она понимала, что для отца бал представлял собой прекрасную возможность установить новые знакомства, полезные для дел. Она не хотела, чтобы он потратил все время на то, чтобы нянчиться с ней и сам ничего не успел.
Когда отец ушел, Агата спрятала, полученную от него карту, в тугой корсаж платья, и, выбравшись из кустов, прошла вперед по дорожке, освещенной редкими факелами и далеким сиянием луны.
Ей и правда нужно было прийти в себя после разговора с отцом и она понимала, что как бы она не любила его, она не сможет взять себя в руки, пока он не уйдет. При нем она всегда оставалась маленькой девочкой, ребенком, который в любое мгновение мог заплакать и попросить защиты. Она больше не могла позволить себе такой роскоши. Ей следовало сохранять ясность ума и силу духа, если она хотела уцелеть на Отборе невест.
Агата сама ввязалась в эту историю и сама должна была теперь из нее выбираться. Отец и так очень ей помог. Она не имела праваа затягивать его в перепитии отбора невест, ведь у него был еще Титус — беззащитное и невинное дитя, которое он должен был вырастить. Она же была уже взрослой, и могла сама о себе позаботиться.
Агата больше не мечтала о том, чтобы стать супругой дракона-императора и стоило ли ей тогда и дальше пытаться задержаться на Отборе невест?
Она все же надеялась получить, обещанную княгиней Дуаре ферму, но сейчас, вспоминая разговор с Лидией, она впервые задумалась о том правильно ли она поступает по отношению к ней. Лидия ненавидела Андроника Великого и не желала быть ему женой. Княгиня силой заталкивала ее в этот брак, а Агата ей в этом помогала.
Агате стало стыдно, и она с досадой пнула, попавшийся у нее на пути камень. Тот улетел куда-то в кусты.
Агата больше не хотела становиться императрицей. Да и едва ли у нее, когда-либо был такой шанс. Очевидно, что дракон-император выберет Пинну или Лидию, или же на крайний случай Елену.
Предложение Фрола Зериона остаться при дворе в качестве служительницы, также отпадало. Агату охватывала дрожь при мысли о том, что ей пришлось бы провести остаток жизни запертой на острове, под змеиным взглядом дракона-императора.
Подумав об этом, она испытала сочувствие к генералу Аверину. Тот не был одним из служителей и его не готовили с детства к тому, чтобы прислуживать дракону. Да и служители могли при желании покинуть дворец и отправиться проповедовать культ дракона-императора в любом ином месте. Глас же такой привилегии не имел, его титул был пожизненным. Должно быть, генерал Аверин и сам понимал в какой западне он очутился и оттого пребывал все время в скверном расположении духа.
Пожалев генерала, Агата вернулась мыслями к собственной судьбе. У нее все еще оставался третий и прежде самый ненавистный для нее путь — сдаться и вернуться домой под крыло мачехи, которая, наверняка, накажет ее за побег, запрет в башне и не позволит больше увидеться с Фифи, а затем выдаст замуж за первого встречного богатого господина.
Агата замерла, вглядываясь в сверкавшие за кронами деревьев огни дворца. Издалека до нее доносилась быстрая мелодия — танцы были в самом разгаре.
Поистине это была ночь откровений для нее! Впервые Агата так ясно ощутила, что у мачехи не было власти на ней! Ей было девятнадцать, она больше не ребенок, и мачеха не может за нее ничего решать. Власть мачехи простиралась ровно так далеко, как Агата ей позволяла.
Почему-то она была уверена, что если между ней и баронессой назреет серьезная ссора, отец, возможно, и поостережется в открытую поддержать Агату, но и никогда не отречется от нее.
У них был городской дом в Арлее, в котором они жили, до того, как отец женился на баронессе и они не перебрались в поместье. Будучи человеком предприимчивым и экономным, Кодрат Таноре за ненадобностью сдавал дом в наем, за собой же оставил небольшой флигель в котором останавливался если ему случалось допоздна задержаться в Арлее.
Агата могла бы попросить у него позволения жить в этом флигеле и едва ли бы он ей отказал. Она могла бы помогать ему в делах и присматривать за птичниками пока он был в отъездах. Все работники уважали ее, а сама Агата знала о ферналях, ферховой езде, уходе и разведении все, что только можно было знать.
Агата даже подпрыгнула на ходу от того, как все оказалось просто! Теперь все, что от нее требовалось это не слишком стараться на следующем испытании, как советовал ей отец, быть острожной и постараться уцелеть и тогда, совсем скоро, она покинет ненавистный остров и вернется домой!
Радость от этого открытия омрачало только то, что Агата, погрузившись в мысли, и шагая вперед сама не заметила, как заплутала в дворцовом саду.
Это было бы более печально, не будь парк, тонувший в лунном свете так красив. Пожалуй, он был роскошнее того, что прятался за стенами гарема.
К вымощенным карминного цвета плиткой дорожками, склонялись нежные лепестки, цветущего камписа и бугенвилей. Деревья и кустарники, высаженные, казалось бы в хаотичном порядке, на деле, образовывали собой композицию полную гармонии и красоты. Порой за поворотом тропы, появлялся скрытый в каменной нише фонтан, статуя в виде прекрасной нагой девы или юноши, каменная скамья, или же крошечная беседка в окружении глициний.
Агата была уверена, что все это время она шла по направлению к дворцу, но, когда ей казалось, что вот-вот она достигнет каменных ступеней, ведущих к бальным залам, как дорожка делала крутой поворот и уводила ее в другую сторону.
Издалека до нее доносились смех и приглушенные голоса, прогуливавшихся по парку господ, но не могла же она закричать и позвать их на помощь? Она бы навечно стала всеобщим посмешищем, если бы призналась, что заблудилась в дворцовом саду.
Впереди показалась облаченная в белое фигура. По длинным серебристым волосам, Агата тут же опознала Фрола Зериона. Раньше, она бы сама бросилась ему навстречу, но теперь ее отношение к нему изменилось, и ей не хотелось с ним говорить.
Казалось, что сам верховный служитель пока ее не замечал. Подняв голову, он всматривался вдаль, словно пытаясь разглядеть за скрывшими небо тучами, звезды и луну.
Оглянувшись, Агата увидела едва заметную тропу, ведущую вглубь зарослей олеандра. По ней, наверно, ходили служители, ухаживавшие за садом.
Подобрав юбки и подхватив шлейф, Агата юркнула в сплетение ветвей. Она успела сделать с десяток
