строго напомнил он. — Каким был ваш процесс подготовки, меня абсолютно не волнует. Вы свободны.
Кольнуло что-то внутри, но я не пошевелилась. Секунд двадцать понадобилось, чтобы боль утихла. Я положила в сумку тетрадь и его чёртову ручку, которую он дал мне в первый день. Я писала ей все лекции и семинары, а она была до отвращения стойкой и никак не заканчивалась.
Мне хотелось её кинуть ему прямо в лицо.
Ускоренным шагом я бросилась к двери. В мгновенье остановилась и помутневшее сознание не нашло причин уйти спокойно.
— Это всё, что вы можете сказать?
Он перевёл на меня раздражённый взор. Какая я плохая, нахально разговариваю с преподавателем!
— Что вы мечтаете услышать?
Я боролась с желанием сказать что-то хлёсткое, вроде: «Хватит быть такой задницей!». И всё-таки осознавала, кто передо мной, кто не простит мой гнев.
— Элементарные слова… — сглотнула, ощущая, как сердце заколотилось в груди, — что я молодец и хорошо подготовилась.
На его лице читалось недоумение, словно я произнесла речь на филиппинском. Мне хотелось ухмыльнуться, ведь ошарашить Марата Ильясовича трудно. Однако я была слишком взволнована предвкушением его ответа.
— Если вам нужна похвала, — равнодушным голосом произнёс он, — то ищите её в другом месте.
Я поджала губы и отвернулась.
— Одобрение в педагогике — это метод повышения мотивации к изучению предмета, — тихо выдавила я, сквозя обидой.
Звук его шагов слился со стуком сердца. Марат Ильясович встал рядом со мной. Томительная волна мурашек прокатилась по спине. Я просто замерла, здесь прохладно — уговаривала себя поверить в это.
— Вы осуждаете мои методы? — с пугающим спокойствием он задал вопрос.
Я повернулась к нему. Если уж начала разговор, то следует закончить его храбро.
— Думаю вам нужно стать добрее и более открытым к людям.
Он не поймёт. В его глазах мелькнуло нечто тёмное, наводящее лишь к одному сигналу: «Нарвалась, девчонка!».
Рахманов толкнул меня к стене и прижал широкой ладонью моё плечо. Если мужчина решил, что я стану вырываться, то он ошибся — я не сдвинусь с места, даже если аудитория начнёт гореть от нашего безумства.
Сделав шаг вперед, он оказался в рисковой близости со мной. Я подняла голову, чтобы увидеть, как он уничтожает меня взглядом.
Мы смотрели друг на друга целую вечность, мне так казалось. Потому что столько внутренних терзаний не могло пронестись всего за минуту.
Я не сдержала протяжный «ах», когда он нагнулся к моему уху.
— Если вы решили, что можете давать мне советы, то вы ошиблись. Позволю напомнить, что вы являетесь студенткой моего курса. И я не буду строить иллюзий, что меня заботят переживания о том, есть ли у вас мотивация к предмету или нет, довольны ли вы моими отзывами о способностях студентов или рыдаете по ночам от недосказанности. Если вам нужны овации, то разочарую вас — далеко в этой жизни вы не продвинетесь. Мотивацию, Лилия Николаевна, вы обязаны находить в себе сами. А о глупых замечаниях, возможно будущему начальству, следует решительно забыть. Вам понятно?
Внезапный шум в коридоре дополнил ошеломление, плескающееся в моём теле. Рахманов не растерялся и другой рукой быстро стукнул по выключателю, и свет в аудитории погас.
Оглушающая темнота. Беспокойное дыхание обоих. Разрывающая сердитая горечь.
— Вы больше не будете забывать обращаться ко мне по имени-отчеству, не будете ставить под сомнение мой авторитет и не будете мнить себя всезнающей. Иначе можете отчисляться с моего курса! Уяснили?
Я еле сдерживала отчаянные слезы, которые так и стремились политься из глаз. Только сейчас я поняла, что с каждой новой встречей его любезность хитро обманывала меня. С самого начала я должна была всеми силами держаться от него подальше!
— Не слышу вашего решения! — гневно прошипел он.
Я обреченно кивнула, случайно задев носом его щёку. Подскочив на месте, начала дергаться и извиваться, как раненая птица.
Преподаватель отпустил меня, но бесконечная темнота заставляла меня думать, что он везде. В моих судорожных вдохах от подступающих слёз, в моей вязкой крови из-за жесткого потрясения, в моих очаровательных надеждах устроиться в Орион тур.
— Можно мне уйти? — на грани слышимости взмолилась я. — Пожалуйста…
— Я не держу вас.
Шатнувшись, я развернулась и вылетела из аудитории. Прикрыв ладонью губы, из меня вырвалось рыдание.
Я не разбирала коридоры, просто чувствовала всей душой, что желаю оказаться в безопасном месте. Только споткнувшись на улице о бордюр, пришла в себя. Я была на полпути к общежитию.
Вечерняя свежесть пробрала мои открытые руки и ноги. Пришло осознание, что на мне была лишь волейбольная форма. Как никогда я ощутила себя безмолвно уязвимой — потерянной и совсем раздетой для улицы.
Достав телефон с треснувшим экраном, я нажала на зелёную трубку под именем «Тимофей». Затяжные гудки раздирали в клочья моё упование на спасение.
Когда вызов сбросился от неответа, я с яростью бросила телефон об асфальт и упала на колени, сдирая кожу.
Глава 9
Я пришёл на кафедру «Туризма», надеясь быстрее разделаться с бумажной волокитой, которая сопутствовала моему преподаванию в университете. Когда мир давно выбрал электронный документооборот, здесь всё ещё тратилось время на посещение кабинетов и лишние разговоры.
Но повергло меня в замешательство то, что в огромной комнате, где должно быть много людей, я увидел только её.
— Здравствуйте, Лилия Николаевна.
Она широко распахнула глаза и побледнела. Её эмоции можно было прочитать на лице, будто они записаны в личном дневнике, который я цинично выкрал у неё.
— Марат Ильясович, — голос девушки просел на середине, — добрый день.
Студентка решила отказаться от «вечера» в шестнадцать часов? После вопиющего замечания в аудитории я хотел её выгнать сразу. Но она излучала необъяснимую решимость, что я не смог устоять и понаблюдать за ней такой… другой.
— Заведующая кафедры у себя? — мой тон прозвучал холодно.
Девушка отпрянула от стеллажа с учебниками и приблизилась к настенному расписанию.
— Татьяна Ивановна на совещании с ректором, — переведя на меня уставший взгляд, добавила: — Вы пришли, чтобы подписать рабочую программу?
— Да, но это вас не касается. Я зайду позже.
— Не тратьте своё время, Марат Ильясович, — произнесла она спокойно, но я ощутил враждебность в её голосе. — Вы можете это сделать прямо сейчас.
Вытащив документы из ближайшего ящика, положила их на стол.
Она посмотрела на меня с вызовом, словно готова была продолжить наш последний разговор. Но теперь она собралась нападать.
— Вы не самовольничаете?
Надменно усмехнувшись, сообщила мне:
— Татьяна Ивановна доверяет всем своим ассистентам на кафедре. Как ассистент я веду приём и
