Я не понимаю, в чем дело, — где мама? Наверное, навещает какую-нибудь заболевшую бедную соседку. Она больше не работает в больнице, но не может не помогать людям, когда им плохо.
Неожиданно всё вокруг озаряется приглушенным светом, и я удивленно хлопаю глазами: я в незнакомой комнате.
Так же неожиданно свет гаснет.
Но через несколько секунд всё повторяется. Тут я понимаю, что свечение исходит из-за занавесок, и наконец вспоминаю: это мои занавески, мои окна, моя комната. И я в жутком поместье на острове Норт-Бразер. Дальше я вспоминаю маяк, который пронзает темноту ярким лучом и вертится по кругу, сигналя кораблям, чтобы те не приближались к берегу.
Я быстро тянусь рукой под матрас, куда спрятала Список немыслимых страхов. Может быть, если я внесу туда маяк, мне удастся выбросить его из головы и перестать трястись от страха. Но как я в такой темноте увижу слова на странице? Занавески приглушают мигающий свет.
После ужина фрейлейн Гретхен поднялась ко мне в комнату и показала переговорную трубку и выключатель на стене. Она объяснила, что внутри рожка находится маленький свисток, и, если в него подуть, звук пройдет донизу и передаст сообщение слугам, а еще через нее можно разговаривать и слушать, что тебе отвечают. Гретхен сказала, что трубка свистела не иначе как из-за сквозняка, потому что не работает. Фрэнк считал, что где-то внутри стен одна из ее частей отвалилась. А что касается электрики, фрейлейн Гретхен заверила меня, что какой бы рычажок выключателя я ни нажала, током меня точно не ударит, но я все равно не поверила.
Сейчас у меня нет под рукой спичек, чтобы зажечь лампу, а значит, придется встать, подойти к окну и раздвинуть занавески.
Но только я собираюсь слезть с кровати, как застываю от страха.
Я слышу голоса. Рассерженные голоса.
Они доносятся из-под моей кровати.
Я едва дышу. Луч маяка на другом конце острова по-прежнему то тускло подсвечивает мою комнату, то погружает ее в кромешную тьму. За несколько секунд я успеваю увидеть громадный платяной шкаф и пустой книжный стеллаж, стоящие вдоль дальней стены. Затем все исчезает. В комнате такая непроглядная темнота, что я не вижу даже изножье кровати. Я в ужасе замираю и прислушиваюсь: не раздадутся ли голоса снова? Мне хочется броситься к двери и побежать к маме, но я уверена: если коснусь ногой пола — из-под кровати что-то высунется и схватит меня.
Я мысленно вижу Царапку, его грязные, заостренные на концах когти.
Я представляю и других существ, куда страшнее, с щупальцами и бессчетным множеством клыков, и как они передвигаются вверх тормашками по дну кровати и ползут, распластавшись по полу, так что их и не увидишь, пока они не цапнут тебя за щиколотки.
Тут голоса слышатся снова, и я, пискнув, подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками. Но в следующую секунду комната снова озаряется светом, в голове у меня немного проясняется, и я понимаю: звуки раздаются снизу, но не в моей комнате, а снаружи, на улице.
Голоса доносятся не из-под моей кровати — они внизу, под окном.
Ругаются какие-то мужчины. Хлопает дверца экипажа.
Я облегченно выдыхаю, но мне все еще тревожно. Кто там ходит в такой поздний час? Мне хочется завернуться в одеяло, как в кокон, и засунуть голову под подушку. Но увы: в моей голове уже звучит голос Беатрис, которая подначивает меня пойти посмотреть в окно.
— Мне ужасно страшно, Трис, — сказала я подруге, когда она пришла попрощаться со мной на пристань. Я так крепко обняла ее, будто могла утонуть, если отпущу. — Я знаю, что мой отчим окажется чудовищем!
— Если так, то я приду и спасу тебя, — пообещала Беатрис, стискивая меня в объятиях. — Но вспомни котельную, Эсси. Даже если поначалу что-то кажется очень страшным, может оказаться, что на самом деле всё иначе.
Котельная, расположенная в глубоком сыром подвале, куда вела скользкая от влаги лестница, была самым жутким местом в школе святого Джерома. Ученикам туда ходить, разумеется, запрещалось, и я была только рада держаться от нее подальше. Но однажды мы с Беатрис задержались после уроков, чтобы закончить сложное задание по кройке и шитью, и я заметила, что дверь в подвал открыта. Из глубины доносился ужасный звук — хриплый кашель ведьмы.
— Выход у нас один, — уверенно заявила Беатрис. Я вся тряслась от страха рядом с ней. — Нужно пойти и посмотреть, что там такое. Если это и правда ведьма или другое злобное существо, мы можем добежать до полицейской телефонной будки и позвонить в полицию. А если нет, то и бояться нечего! Так или иначе, лучше самим в этом убедиться, чем переживать.
Я стала возражать, умоляла не делать этого и преграждала Беатрис дорогу. Рухнув на пол, я вцепилась в ее юбку, пытаясь остановить подругу, но она просто тащила меня за собой по коридору к лестнице. В конце концов Беатрис спустилась в котельную, а я, плача, плелась за ней. Когда мы увидели мистера О’Ши, старика уборщика, который курил набитую табаком трубку и то и дело кашлял, моя подруга самодовольно ухмыльнулась.
— Видишь? Бояться нечего. Тебе просто нужно быть посмелее, чтобы самой в этом убедиться.
Я не хочу вылезать из кровати. Не хочу смотреть, кто там разговаривает под окном. Но когда свет маяка снова освещает комнату, я заставляю себя вскочить и быстро пробежать по паркету. Слава богу, за мной никто не гонится, и я успеваю отдернуть занавески прежде, чем луч повернется в другую сторону. На мгновение комнату заливает ярчайший свет, но через пару секунд глазам приходится привыкать к темноте.
Сначала я четко вижу стоящую на подоконнике каменную вазу, доверху наполненную разноцветными стеклышками. Затем замечаю остановившийся у парадного входа в дом экипаж. А рядом — три темных силуэта. Через несколько секунд свет падает на них, как луч прожектора, и кажется, будто эти мужчины стоят на театральных подмостках. Один из них необычайно высокий, худощавый, с впалыми щеками. Он в длинном черном шерстяном пальто, в очках с круглыми стеклами и шляпе-котелке. Еще у него отпущена борода, что нечасто встречается. В одной руке трость, в другой — свернутая в трубку газета, которой он потрясает, сердито обращаясь к двоим мужчинам.
Эти двое — полицейские, что ехали с нами на пароме.
Снова опускается темнота, и я ахаю от внезапной догадки. Сомнений нет: высокий мужчина — мой отчим. Мама именно так его и описывала. Но почему он разговаривает с полицейскими посреди ночи, я
