как открытую книгу.
Сложив руки на груди, девушка отвернулась с видом обидевшегося ребенка, что не мешало ей в действительно испытать обиду и злость. Но куда сильнее ее задела глупость поступка, который она чуть не совершила в приступе импульсивного раздражения. Выпустить Фенрира, пусть даже и на цепях, чтобы доказать что-то? Спровоцировать? Да уж, верх глупости, и от признания собственной неправоты ей становилось только хуже — на душе будто кошки скреблись.
— Так что это за фокусы? — Проглотив обиду, Сигюн бросила хмурый взгляд на бога коварства. — Привычный способ знакомства уже не в моде?
— Хах, — усмехнулся Локи, одарив ее насмешливо-снисходительным взглядом. — Как я и говорил, не льсти себе. Мне не интересна богиня, читающая души, я наблюдаю за монстрами. Как ты их называешь.
— Так чего же ты являешься к ним только в мое присутствие?
— Как я и говорил, я наблюдаю за монстрами… за всеми.
Сигюн старалась не меняться в лице, но она испытала укол негодования, от которого у нее содрогнулось сердце. Крепче вцепившись пальцами в плечи, она покачала головой и криво улыбнулась.
— Прям блестишь манерами, сын Одина. Только… зря пытаешься меня обидеть.
— Я не пытаюсь тебя обидеть, только говорю правду.
— Ты меня назвал монстром. Не объяснишь? Это довольно обидно.
— Тебя боятся, дочь Фрейи. Иначе что ты делаешь здесь, а не празднуешь вместе с остальными наверху?
— У меня есть обязанности, а у тебя какая причина? Зависть брату?
Несмотря на ухмылку, которая, казалось, не слезала с лица собеседника, Сигюн заметила промелькнувший тик у мужчины при упоминании Тора. Защита Локи дала трещину, сквозь которую девушке удалось заглянуть в его душу и подтвердить свои догадки.
— Завидуешь Тору, его обаянию, победам, всеобщей любви. Обидно, когда приходится скрываться в чьей-то тени.
— А тебя вообще не видит солнце, дорогуша, — сказал мужчина, сделав шаг навстречу собеседнице, однако она не отступила, продолжая терпеть его давление. — В разгар пира ты прячешься под тоннами камней, а днем стоишь на отшибе скал. Не возникало вопросов, почему тебя так неожиданно стали отправлять в новолуние подальше от города?
— Если бы меня боялись, твоя мать не стала бы просить меня отвлечь своего ранимого сыночка от триумфа брата, — не выдержала Сигюн, едва не выплюнув жгущие язык слова.
Возможно, Фригга обрушит на нее гнев, однако девушке было все равно. Она неспроста противилась ее «просьбе», поскольку слышала о Локи много неприятных историй, в особенности о его честолюбии и жестокости. Как он распускал слухи о солдатах, околдовывал девушек и играл на их слабостях и чувствах. Но он принц, какое ему дело?
Сигюн искренне надеялась смыть с его лица довольную ухмылку и разозлить, чтобы он почувствовал себя уязвленным. Однако мужчина только сильнее развеселился, едва не смеясь. Подобная реакция вынудила девушку растеряться, и она особенно напряглась, когда Локи подошел ближе и, склонившись, сказал:
— Да? И как она там сказала?.. «Есть только один способ, которым женщина может помочь мужчине»?
У Сигюн не осталось слов для ответного выпада, она застыла с открытым ртом. Ее будто столкнули в озеро, чьи холодные воды забрали у нее силы к сопротивлению.
— Ты серьезно думала, что моя мать может такое сказать? Или обратить на тебя внимание? Это было даже забавно, прости, что сорвал интригу, но мне действительно было любопытно, что ты будешь делать.
Он говорил, продолжая радоваться удавшемуся розыгрышу, и от обиды у Сигюн едва слезы не навернулись. Подобным образом ее никто не унижал. Да, люди опасались ее, она прекрасно понимала это, и разделяла их страх. Когда ее старшая сестра Нанна добровольно отдала свою жизнь, отправившись вместо служанки — как того требовала традиция — в царство смерти вслед за погибшим мужем, горе затмило ей рассудок. Оставшись одна, брошенная единственным любимым человеком, она кричала так громко и с таким отчаянием, что ее слышала большая часть Асгарда. А самое неприятное — разделила чувство утраты и отчаяния.
— Но я не соврал, сказав, что заинтересован тобой. Ты весьма любопытна. Так что же ты будешь делать сейчас?
Обида горела ярким пламенем на душе, которое, как обычно бывало, переходило в дикий пожар злости. Она обижалась, а потом злилась, копя в себе эмоции, отворачиваясь от неловких взглядов и злых слов. В детстве снять стресс помогали слезы, но после смерти Нанны, повзрослев, Сигюн зареклась быть сильной — выглядеть сильной. Потому терпела, как ее сердце пожирал гнев.
Она оказалась настолько им обуяна, что не слышала и не видела ничего, кроме Локи. Ей хотелось направить на него свои эмоции, отравить ему душу, чтобы он почувствовал, как ей больно. Но волна энергии проходила мимо него, огибала, словно горная река массивные камни.
Еще секунда, и девушка была готова с криком кинуться на него. Однако хитрую ухмылку и ее порыв гнева как ветром сдуло при звуке открывающихся дверей. Петли, на которых держалась дверь в клетку волка, пронзительно скрипнула под гортанное рычание.
Гнев, который Сигюн распыляла вокруг себя, может, и не повлиял на Локи, однако Фенрир впитывал его, словно сухой мох — воду. От этой мысли у блондинки упало сердце, она моментально позабыла о жестоких шутках и медленно обернулась.
— Только не говори, что…
— …ты забыл закрыть засов? — перебила мужчину девушка. — Да, забыл.
— Теперь я виноват?
Но выяснить отношения им не удалось, волк обрушил на них столь мощный и грозный рык, от которого Сигюн взвизгнула и отбежала к мужчине. Распахнувшаяся дверь с грохотом ударила по стене, выпуская из клетки сгусток тьмы с горящими золотом глазами.
— Он на цепях, ему не сбежать, — то ли констатировал, то ли пытался успокоить их Локи.
— Может, нам удастся его успокоить?
Но робкое предположение как минимум не понравилось Фенриру, изогнувшему спину и оскаливавшемуся, отчего он выглядел еще более пугающе. Существо занимало практически все пространство коридора, стены которого тянулись пять метров до потолка.
— Мы же в заднице, да? — предположила Сигюн.
— В глубочайшей, если быть точным.
ЧЕЛОВЕК
Эйда никогда не говорила о своем провальном задании. Провальным она его считала потому, что ее поймали и пытали. Не знаю, молчала ли она из-за того, что воспоминания причиняли ей боль, или же считала провал позором. Единственное, что мне удалось понять — она перестала любить воду.
Топить человека лицом вниз — одно, в Щ.И.Т-е мы инсценировали пытку, тренируя дыхание и психику. Но еще никогда меня не подвешивали головой вниз.
Первый вдох обжег гортань, носовые пазухи и глотку, я закашлялась и зажмурилась, терпя жжение. Легкие царапало крупинками влаги. Вода
