купца, как плыли по рекам, по холодному морю, как достигли богатого города, но напали на них инородцы.
Фарлан вошел в раж и нес уже, как по писаному. Тишина в зале стояла такая, словно венды перестали дышать, а к моменту про инородцев абсолютная тишина, как будто еще сгустилась, и в зале стало пронзительно тихо — венды ждали позора. Вот сейчас скальд расскажет, как бежали они от руголандцев, как бесславно искали спасения за городскими стенами. Они слушали дальше и не понимали: вроде бы он говорит все как было, но выходит по-другому. Скальд врать не может — за такое и казнить могут, — но у него получается, что не было никакого позора. Даже более того — дрались они, как герои, а в город ушли, дабы корабль спасти от буйных руголандцев. Не было у них иного выхода, иначе инородцев тьма тьмущая разломала бы галеру купеческую. Не могли по-другому поступить, ибо честью клялись имущество купца охранять. Концовка у сказания совсем сказочная получилась. Нашли будто дружинники мастера, сами встали всем миром ему в помощь и починили галеру, а затем отвезли мастера в Хельсвик, поскольку оттуда мастер был родом, и домой отправились.
Фарлан закончил свое сказание и утер пот со лба, подумав: «Вот вроде бы не яму копал, а весь мокрый!» Не каждый день он перед публикой выступал, а особенно, перед такой. Действительно, публика подобралась мрачноватая. Венды сидели молча, косясь на своего вождя. Здоровенный детина с набухшей от крови повязкой на левом боку встал и подошел к Фарлану. Недобрый, изучающий взгляд уставился прямо в глаза Черному.
— Венд?
— Венд.
— То, о чем поешь, сам видел или с чужих слов?
— Местные рассказали, все как было. — Фарлан был абсолютно серьезен. Ни капли иронии.
Вождь еще мгновение буравил его взглядом, потом развернулся и сделал шаг назад. Венды повскакивали с мест, и грозный гул загулял по залу. Старшой, не обращая внимания на дружину, сделал еще шаг, сгреб со стола жбан пива и вдруг протянул его Фарлану.
— Я Аргун Щука! Хорошая быль, и сказываешь красиво!
Настроение в кабаке тут же поменялось. Все радостно загомонили. На этот раз более искренне, поскольку новая трактовка событий всем понравилась. Более того, они уже сами верили, что именно так все и было. Венды были счастливы, прямо гора с плеч упала. Бегство с поле боя, позор несмываемый — а выходит, и не бегство вовсе, а маневр. Все подходили к новому скальду, подносили пиво, хлопали по плечу и просили повторить. Фарлан успел прочитать свою балладу еще раза три или четыре, теперь уже под неоднократно прерывающие его восторженные крики. Он был бы рад рассказать им еще раз, но умение связно говорить покинуло его, растворившись в безмерном количестве выпитого пива.
Проснулись они все в том же кабаке и в том же составе. Фарлан поднялся с лавки, голова гудела. «Пиво у них дрянное», — подумал венд, подходя к бочке с водой. Зачерпнув полный ковш, он вылил себе на голову. Холодная ключевая вода немного взбодрила. Второй и третий ковш Черный залил уже себе в глотку. Живот надулся и забурлил, но облегчение не наступило, и он выругался в сердцах:
— Черт бы побрал ваше пиво!
Хотелось залечь обратно на лавку, но он собрался и вылил себе на голову еще один ковш. Голова варила плохо, но одна мысль не отпускала — нельзя терять время, надо брать их, пока тепленькие! Фарлан повернул голову и нашел взглядом старшего ватаги — тот сидел за столом, широко расставив локти и сжав голову руками.
Кинув серебряную монету на стойку, Фарлан подсел к Аргуну. Хозяин немедля принес кувшин с пивом, и Щука тут же припал к живительной влаге. Высосав половину, он громко рыгнул и уставился на Фарлана:
— А, скальд! Молодец, хорошо говорил!
Допив кувшин, старшой хлопнул пустой посудиной по столу, показывая хозяину, чтобы принес еще.
Фарлан продолжал молча разглядывать довольную рожу Аргуна. К ним стали подсаживаться другие венды, и Черный заказал еще пива. Все повеселели.
— А что, скальд, спой еще раз! — Щука хлопнул по столу ладонью. — Уж больно складно у тебя выходит. Любо!
— Любо! Любо!
Вслед за вождем вся ватага радостно загомонила, но Черный изобразил кислую мину:
— Я бы рассказал еще раз, так ведь вы не слушаете!
Аргун сразу набычился:
— Как это? Ты, скальд, зря-то не обижай добрых людей!
— Я и не обижаю. — Фарлан преобразился, словно вырос над всеми. — Песня скальда — это не слова человека, а отпечаток судьбы! Послание богов! Поэтому скальд соврать не может. Если в песне поется, что храбрые венды спасли корабль туринца, значит, так и было. Если поется в последней висе, что отремонтировали они галеру купца, значит, так должно и быть. Иначе вся песнь неправда, и я должен голову свою положить под топор палача.
Гомон затих. Процесс осмысления наложился на глубокое похмелье и проступил в бессмысленном выражении лиц большинства присутствующих. Наконец Щука нарушил тишину:
— Эка ты загнул! Мы тебе кто? Мы мужицкого ремесла не знаем. — Он обвел взглядом всю ватагу. — Так ведь, братья?
— Это да… — неуверенно согласился кто-то.
Но его тут же поправили:
— С другой стороны — галера не изба…
Все это добавило сомнений и растерянности. Никому из дружины не хотелось расставаться с героической былиной, с которой они уже успели сродниться.
— Была бы наша ладья, так и разговору бы не было, — выразил общую мысль Аргун. — Галера-то туринская, строена не по-нашему. Как мы с ней?
Дождавшись наконец нужного результата, Черный для убедительности ткнул себя в грудь.
— А я для чего? Помогу! Ради такого дела как ни помочь! Знаю я ихнее дело корабельное. Только и вы мне пообещайте.
Все обрадовались. Проблема сказочным образом рассосалась — и с песней, и с кораблем. Общий гул одобряюще загомонил:
— Ишь, как все складно разложилось. Пообещаем! Чего хочешь?
Тут Фарлан встал и поклонился народу в пояс:
— Я сам-то, люди добрые, с Хельсвика буду. Если вы меня туда отвезете, буду премного благодарен!
Венды уважение оценили, заорали еще громче со всех сторон. Кричали, что мужик он хороший, хорошему человеку грех не помочь. Отвезут, мол, куда надо. Даже если туринец будет возражать, то не указ он им — все равно отвезут.
Старшой Щука встал, протянул руку:
— Ты, Фарлан, нас