Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
как королева. У ее бывшего мужа там был дом, и она переехала в него вскоре после свадьбы, исполнив свое детское желание. Однако после расставания ей пришлось оставить квартиру, чтобы больше его не видеть – и избежать риска вонзить пулю в его тело, – и она сняла этот маленький домик за старыми городскими стенами, обреченная видеть из окна то, что утратила.
«Лучше жить в шалаше, чем с этим ублюдком», – думала Мара, вспоминая о практикантке, которой было немного за двадцать – последней из длинной череды, как она позже обнаружила, – с которой он ей изменял. С того дня Мара поняла, почему всякий раз, когда ей случалось идти давать показания по какому-нибудь процессу или пересекать коридоры прокуратуры, все над ней смеялись или бросали сочувственные взгляды. Суды и дворцы правосудия – места наименее подходящие для секретов, и, видимо, ее бывший даже не удосуживался особо скрывать свои похождения, выставляя ее тем самым на всеобщее осмеяние.
«Сделай перерыв. Нет смысла копаться в этих унижениях», – заставила она себя, допивая чай.
Ромашковый чай не дал никакого эффекта. Оказавшись в постели, Мара ворочалась, как проклятая душа. Она продолжала видеть эти caras de bundos, эти демонические маски, недоумевая, почему трупы так и не были опознаны и в чем причина такого разрыва во времени между двумя убийствами.
Мара еще не знала, но получилось так, словно она перенесла переливание лимфы: теперь одержимость Баррали заразила и ее.
Глава 12
Верхняя Барбаджа
В деревнях внутренних районов Сардинии sa oghe de Deu[37], колокол, до сих пор отмечал основные этапы существования, фундаментальные вехи жизни жителей. Рождения, свадьбы, похороны, религиозные праздники… Это был своего рода голос общины, перезвоны которого все учились узнавать с детства, чтобы ориентироваться в жизни деревни.
Перед тем как отправиться на работу, Бастьяну Ладу припарковал внедорожник возле tzilleri. Когда он зашел внутрь, бармен, поприветствовав его, приготовил ему двойной кофе с добавлением граппы. В баре повисла глухая тишина. Еще до того, как взять в руки чашку, Бастьяну услышал su toccu de s’ispiru, похоронный звон.
Присутствующие начали переглядываться, и бармен на мгновение встретился с холодными глазами Ладу, который пил кофе в этой тишине, полной немых обвинений и бронзового плача колокола. Все, хотя и делали вид, что ничего не произошло, слышали о пожаре, который ночью превратил в пепел земли Чириаку, найденных мертвыми в результате очевидного убийства-самоубийства после ссоры.
Как только Бастьяну собрался достать бумажник, бармен отмахнулся.
– Нет, я настаиваю, – сказал горный Ладу, кладя несколько банкнот на липкую стойку. – Сегодня платят братья Чириаку. За всех.
Все в таверне торжественно закивали, присоединившись к хору: «Deus ti lu pachete»[38].
– Доброго дня! – пожелал Бастьяну, и по этим словам было отчетливо слышно, что он из Барбаджи.
– Доброго дня! – хором подхватили жители деревни.
Бастьяну пошел к машине довольный. Молва разлетится по всей округе за несколько минут, и если солдаты придут задать вопросы о Чириаку, никто не посмеет заговорить, даже под пытками. Скорее карабинеры заставят камни петь, чем заговорят люди, которым Бастьяну подарил дух храбрости.
Глава 13
Пляж Поэтто, Кальяри
Прогуливаясь босиком по пляжу Поэтто, Ева Кроче обнаружила, что в Кальяри два моря. Первое расстилалось перед ней: это была бесконечная водная гладь, слишком ласковая для позднего октябрьского дня. Второе море было морем света. Мягкое сияние материнской нежности, которое стремительно разливалось по всему городу, втекая в самые потаенные его уголки. Море света, покрывавшее воду сверкающей радужностью, заставляющее сверкать мелкий, как манная крупа, песок; море, которое простиралось на километры вокруг до Залива ангелов.
Ева не сопротивлялась: она сняла туфли и пошла по берегу, пока не коснулась изумрудно-зеленой воды. Было холодно, но не так, как она себе представляла; вода наполнила ее силой после практически бессонной ночи и долгого переезда из одной части острова в другую.
– Ты, должно быть, Ева Кроче, – раздался через несколько минут женский голос.
Ева повернулась и увидела красивую женщину лет сорока, в элегантном темном костюме покроя, который подчеркивал ее мягкие изгибы. Она была светловолосой, среднего роста, со светло-голубыми глазами, что разрушало все предрассудки, которые Ева слышала о сардинцах, их росте и средиземноморском цвете лица, потому что ее гортанный, протяжный акцент был определенно сардинским. Она узнала голос коллеги, которая звонила ей час назад и назначила встречу на пляже, на шестой остановке. Чтобы понять, что имелось в виду под «шестой остановкой», Еве пришлось прибегнуть к помощи «Гугла».
– Что заставило тебя так подумать? – возразила миланка.
Мара Раис огляделась.
– Ты единственная macca, кто гуляет по этому cобачьему холоду, – сказала она, переводя взгляд на коллегу.
– Холод? Да тут, наверное, градусов восемнадцать.
– Именно! Давай-давай, от тебя у меня мурашки по коже…
– Macca – это по-сардински сумасшедшая, да? – спросила Ева, протягивая ей руку.
– Точно, – сказала Мара, когда они обменялись крепким рукопожатием. – Как поездка?
– Длинная, но приятная.
– Хорошо. Добро пожаловать на Сардинию, – сказала Раис, но ее тон был далеко не дружелюбным.
Глава 14
Испанская башня, Поэтто, Кальяри
Ева быстро обнаружила, что время на острове течет по-другому: оно более растянуто, расслабленно, а временами – особенно рядом с морем и перед бескрайними прериями бирюзового неба – зависает в безвременье, что очень влияет на его жителей. По сравнению с Миланом люди как будто двигались в замедленной съемке, и ей нравился такой способ наслаждаться жизнью.
Они остановились выпить в «Корто мальтезе», одном из деревянных киосков, разбросанных по набережной; маленькие бары с навесами вместе с автобусными остановками использовались горожанами Кальяри как точка для назначения встреч, как объяснила ей Раис. Побережье было усеяно рядами пальм и пересекалось длинной велосипедной и пешеходной дорожкой. Много людей в тот теплый полдень бегали трусцой, шли пешком или катались на велосипеде в нескольких сотнях метров от моря.
– По твоему восторженному взгляду я делаю вывод, что ты впервые в Кальяри, – сказала Мара, возмущенно оценивая одежду коллеги – темные армейские ботинки, рваные джинсы и потертую кожаную куртку. Она остановилась взглядом на пирсинге в носу, из-за которого та больше походила на рокершу, чем на полицейского. Никакого лака для ногтей, даже намека на блеск для губ или помаду. Ни кошелька, ни портфеля, ни сумочки или любого другого аксессуара, куда можно было бы положить хотя бы пачку носовых платков. Эта деталь очень беспокоила ее, ведь женщина без сумочки так же непредсказуема, как кошка, переевшая амфетамина.
«Если ты хочешь скрыть свою женственность,
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
