сходни, переброшенные на берег с борта катера, как щёлкнул выстрел, и сходни опустели. Марьяна прицелилась в офицера на мостике, но тот, словно учуяв угрозу, сбежал по трапу на палубу, да так резво, что девушка не успела поймать его на мушку. А он уже раздавал команды.
Прозвучала длинная тирада по-японски, после которой на мостки выскочили один за другим сначала двое, потом ещё пара, и ещё…
Раненый в плечо Ерофей не успевал перезаряжать однозарядные карабины, а Гаврила сам стрелял, поэтому больше семи человек отправить в реку им не удалось. Солдаты ворвались в сторожку, в одно мгновение закололи штыками беспомощных казаков и обратились было к Марьяне, однако резкий командирский голос остановил их, хотя штыки в форме длинного ножа остались направленными в её грудь и живот.
Молодой офицер подошёл, раздвинул руками солдат и уставился чёрными глазами на девушку. Наверное, целую минуту разглядывал красивое лицо, запятнанное пороховой гарью, потом улыбнулся и что-то сказал солдатам.
Двое передали свои ружья стоящим рядом, подхватили Марьяну под руки и вынесли из сторожки. На сходнях она попыталась вырваться, но солдаты были сильней, сжали её, как в тисках, и спустили в трюм катера. Люк сверху захлопнулся, и она оказалась в кромешной темноте.
8
Вода была с противным болотным привкусом. Очередная лужа на вершине сопки! Иван с трудом сделал глоток, второй не стал, набрал в рот, прополоскал и выплюнул. Оглянулся на Ильку, который чуть позади присел на корточки и ждал, что скажет урядник Саяпин.
Два года их Первый Амурский казачий полк базировался в городке Нингута, за тридевять земель от Благовещенска, а когда, наконец, перевели обратно, в родные края, началась эта треклятая – потому что давно ожидалась и обсуждалась, почитай, в каждом семействе – война с японцами.
18 февраля на Соборной площади городской голова зачитал царский манифест о войне, а военный губернатор объявил военное положение. Амурское войско после вторжения японцев в Маньчжурию почти в полном составе убыло на фронт, в городе оставили полсотни первогодков, молодых, совсем необстрелянных, а главным над ними назначили Ивана, получившего чин урядника. Он упирался, рвался вслед за «стариками», тем более что очень уж соскучился по отцу, который служил в Охранной страже КВЖД и редко бывал дома. Дело дошло даже до наказного атамана, военного губернатора Путяты (прежний, Константин Николаевич Грибский, за «утопление» китайцев попал под следствие и покинул Благовещенск), тот долго разговаривать не стал, пригрозил судом за неповиновение, и Иван смирился, только вытребовал себе в помощники Ильку Паршина в звании младшего урядника.
Полтора месяца прошли спокойно. Иван и Илька проводили учения молодых, а по вечерам Иван возился с маленьким Кузей, помогая счастливой Настёне кормить и купать малыша, укладывать его спать под колыбельную. Они её часто пели вдвоём, качая зыбку, которую, как всегда, дед Кузьма сделал своими руками.
Иван никогда не думал, какое это блаженство – быть отцом, бережно прижимать к груди доверчивое крошечное существо, зная, что оно плоть от плоти твоей, перебирать малюсенькие пальчики, норовящие ухватиться за твои, большие, и ласково щекотать розовые пяточки, еле сдерживаясь (а можно было и не сдерживаться), чтобы не поцеловать. Зато потом, в полумраке комнаты, на широченной постели – вот где раздолье поцелуям и прочим нежностям! – Иван в полной мере познал, какая же Настя жаркая и сладкая, до какого сумасшествия может казака довести!
Перед его глазами промелькнули такие яркие картины их полюбовной жизни с Настёной, что он сжал зубы и зажмурился.
– Траванулся ли чё ли? – тревожно спросил Илька, заглядывая во вспыхнувшее лицо друга-командира. – Вода тухлая? Так ить и так видно, чего и пить было?
– Да нее, не тухлая, – покачал Иван головой, возвращаясь к реальности. – Кака-то никакая… мёртвая…
– Чё питьто будем? Фляги пусты…
– А то озеро, где пушки и пулемёт утопили, оно ж где-то колоблизу было…
– А и верно! – Илька огляделся. – Поищем. Заодно пулемёт достанем, он ой как сгодится!
Уже неделю отряд Ивана в количестве тридцати человек гонялся за бандой хунхузов. И ладно бы на своей стороне, так нет, с китайской пришла депутация к губернатору: помогите, мол, от хунхузов житья не стало. Губернатор удивился такой просьбе-жалобе, но приказал собрать отряд и показать бандитам, кто в Маньчжурии хозяин. Вот и пришлось Ивану с Илькой отправляться на ту сторону.
Молодыето рады размяться, но что у них дома творилось, Иван знал по себе: мать заплакала, дед посмурнел, а бабушка Таня по-настоящему взвыла, потому как мужа в таком же походе потеряла и уж внука-то терять не хотела. А о Насте и сказать нечего: на глазах почернела, замкнулась и до самого отбытия не произнесла ни слова. Ивану до ужаса было её жаль, но что делать – приказ есть приказ. Даже Кузя, обычно такой гаврик боломошный, и тот примолк и всё к тяте тянулся. А тятя и сам бы с рук его не спускал вместе с мамкой молодой.
С бандой всё оказалось как-то необычно. Во-первых, никогда китайцы не обращались к русским за помощью против хунхузов. Скорее, наоборот: помогали им, прятали, если нужно, и практически не сопротивлялись. Во-вторых, о банде сначала появлялось множество слухов: убийства, грабежи и много чего ещё. Об этой прежде ничего не слыхивали, но, только она объявилась, китайцы ринулись просить о помощи. Почему – непонятно. Чем так напугала?
А может, дело в чём-то другом? Сама она не походила на другие банды: числом оказалась малая, конная, увёртливая. Всё время была на шаг впереди; не вступая в столкновение, уходила в горы, завлекая казачий отряд в переплетение логов, распадков, лощин, где, видимо, знала все тропки, все ходы-выходы. Вымотались люди, вымотались кони, на исходе была провизия, и вот закончилась вода. А банда оставалась неуловима.
…Илька нашёл озеро, в котором четыре года назад утопили пушки, пулемёт и всё лишнее снаряжение, собранное после разгрома хунхузов и «боксёров». Пушки им были не нужны, а пулемёт достали. Правда, патронов к нему нашлось маловато, но тут уж что Бог пожаловал.
Вода в озере, к счастью, была вполне пригодна для питья и варева, и походные фляги снова наполнились по самое горлышко.
Тут же, у озера, остановились на привал. Поставили три больших палатки, развели костры, заварили кондёр, этакую пшённую кашу с салом и луком, чай затуран[5] заедали коршунами, сладкими треугольничками с молотой черёмухой, и пресными блюдниками. Заряженные карабины держали под рукой. По периметру засели караульные, расставленные Иваном и Илькой. Пригодился опыт, набранный в походе к Сунгари.
Лошадей тоже не
