мученическая смерть первого собственно понтийского святого — Фоки. Это был епископ города, обративший в христианство многих язычников, и отличавшийся удивительным гостеприимством старый садовник из Синопа, открыто исповедовавший веру, сам открывший себя преследователям, претерпевший мученичество за Христа и похороненный в Амасии. В начале V в. Астерий Амасийский посвятил ему гомилию, а мученик стал покровителем моряков Понта, Эгеиды и Адриатики, был почитаем и в Константинополе, и в Риме, и на Боспоре (скифами, живущими от Меотийского залива и реки Танаиса до реки Фасиса, приносившими дары к его гробнице). Примечательно, что культ святого включил элементы античного культа Диоскуров Митридатовского царства. Храм и монастырь св. Фоки в Кордиле близ Трапезунда известен по источникам XIV–XV вв.[190]
С III в. начинается активная миссионерская деятельность христианских проповедников и в Трапезунде. В эпоху Диоклетиана (284–305 гг.) наиболее известными из них стали свв. Евгений, Валериан, Канидий и Акила, первый из которых почитался позднее как святой покровитель Трапезундской империи. Все четверо, ниспровергнувшие идол Митры и боровшиеся с его почитателями, были схвачены, преданы суду и казнены римским наместником Лисием[191]. Но еще до казни этих святых, Лисий, а также другой римский наместник Агрикола, предали смерти христиан внутренних областей Малой Азии — Севастии и Никополя. Лисий устроил трибунал в городке Сагала близ границ Халдии. Сорок Севастийских мучеников, сорок пять мучеников Никополя, св. Евстратий из Араураки и четверо его сподвижников (свв. Авксентий, Евгений, Мардарий и Орест)[192], св. Орентий и шестеро его братьев, убитых в разных городах Лазии и Питиунте, стали жертвами массовых расправ над христианами, а их складывающийся культ (включая и версии житий) повлиял на формирование культа и написание мартириев собственно трапезундских святителей. Их культ впоследствии как бы затенил культ других местных мучеников, хотя близ Трапезунда и в ХIII в. существовал храм св. Евстратия[193]. В городе Комана был прославлен другой христианский мученик — Василиск, казненный наместником Амасии Агриппой. Именно при Агриппе, сменившем менее рьяного преследователя христиан Асклепиодота, гонения на христиан охватили не только города, но и небольшие деревни. Мартирий Василиска пополняет и наши знания позднеантичной топонимики Понта. Он называет село Хумиала, родину святителя, а также небольшое село Дакозара на пути от Амасии к Комане, где Василиск явил чудо и способствовал принятию христианства владелицей этого села Трояной и римскими воинами, предместье Команы Диоскора, где Василиску отрубили голову по приговору Агриппы[194].
Преследования, как сообщают агиографические тексты, были следствием декретов Диоклетиана и Максимиана, предписывавших всем подданным империи приносить жертвы языческим богам и грозивших карами христианам[195]. Римские власти особенно волновало то, что обращение в христианство затрагивало и армию, особенно так называемых «лимитанов», отряды охранявшие границы. К воинам, правда, нередко поначалу применяли и менее жестокие кары — ссылая в далекие крепости, как Питиунт[196]. В эпоху этих гонений далеко не все население Понта симпатизировало христианам. Было, и немало, доносителей на них. Сами трапезундские святители также были выданы Лисию доносчиками[197]. Преследования христиан на Понте продолжались и в правление Лициния, велевшего предать мучительной смерти епископа Амасийского Василия (ок. 309 г.) и закрывавшего местные церкви[198]. Но эпоха катакомбного христианства завершалась. С победой христианства в империи при Константине начиналась и новая, византийская, страница истории Понта.
Итак, уже в античности были установлены прочные экономические и политические связи между городами и государствами, лежащими на противоположных берегах Черного моря и постепенно произошло объединение причерноморских областей. Вместе с тем, при Митридате VI эти тенденции столкнулись с иной линией на воссоздание крупного универсалистского государства. Эта линия потерпела поражение, в том числе из-за противоречия объективным закономерностям развития регионального понтийского государства. Через тринадцать веков зарождающейся Трапезундской империи придется повторить тот же путь и испытать горечь такого же поражения. Но следствием его станет не ликвидация понтийского государства, а формирование его в исторических границах, где консолидирующую роль, как и в античности, будет играть понтийский эллинизм.
* * *
С образованием Восточно-римской (Византийской) империи Понт вошел в ее состав. Этническая характеристика населения Понта в его историко-географическом понимании (как области примерно от Ионополя, чуть западнее р. Гадис, до реки Акампсис[199]) радикально не изменилась. Его основу сохраняли греки и эллинизированные местные племена, значительная часть которых была картвельского происхождения. Феодорит Киррский (393–457) различал лазов, саннов (чанов) и авасгов, подчинившихся римлянам, как три разных племени[200]. Прокопий корректирует мнение античной историографии о расселении чанов, указывая, что в его время они жили не на побережье, а в глубине материка, по соседству с армянами, в то время как лазы (отождествляемые Прокопием по сути с колхами) жили по берегам Фасиса[201]. Лишь часть чанов проживала на территории империи, другая же — за ее пределами. Отношения с этими чанами были, судя по сочинениям византийских авторов, далеко не всегда мирными. Византийцы посылали им деньги, чтобы они не нападали на их землю, но это не всегда помогало, и чаны время от времени совершали грабительские набеги на византийские и армянские земли, в том числе, и на регион Понта, например, в 505/06 г.[202] Большего византийцы достигли включая отряды воинственных чанов в свои войска и добившись значительных успехов в их христианизации[203]. На рубеже IV и V вв. интенсифицировалась экспансия лазов в северном и восточном направлениях, что, также, особенно со второй половины V в., усилило внимание Византии к Лазике[204]. Юстин I (518–527) короновал царя лазов в Константинополе, предварительно крестив его, что было сочтено враждебным актом со стороны персидского шаха Кавада, считавшего Лазику подвластной ему территорией, и привело к началу длительной борьбы Византии и Ирана за эти земли[205]. Для укрепления византийских гарнизонов в Лазике Юстиниан I пополнял их пленными болгарами, разгромленными в Иллирике в 539/40 г. полководцем Мундом[206].
Значительные перемены происходили в административном устройстве южночерноморского региона. С конца IV в., в результате реформ императоров Валента (364–378) и Феодосия Великого (379–395) в рамках префектуры Востока существовал Понтийский диоцез с провинциями (епархиями) Вифиния, Пафлагония, Елленопонт, Понт Полемониак, Галатия Первая и Вторая, Каппадокии и Армении Первая и Вторая. Трапезунд и Керасунт, вместе с Неокесарией (Никсар), Команой и Полемонием принадлежал к 5 городам провинции Понта Полемониака. Амасия, Амис и Синоп, а также Ивора (совр. Иверёми), Зила (Зиле), Салтон Залихион (Везиркёпрю) были включены в состав Елленопонта, в то время как города внутренних областей — Севастия (Сивас), основанный Помпеем Никополь, Колония (Шебин Карахиссар), Сагала (Садаг) и Севастополь (не Сухуми, а небольшой город юго-западнее древнего Дазимона
