цветным телевизором гостиную с тем самым камином. — Так что не разжигай, угоришь!
— Не буду! — с легкой душой пообещал я и спросил. — А какое у вас звание, Агафья Анатольевна? Если не секрет, конечно.
— Майор запаса, — ответила она. — На пенсии, помогаю вот немного Юрию Владимировичу.
— А дядя Саша мне свое звание говорить отказался, — вздохнул я и тут же проявил понимание. — Но, раз не сказал, значит мне этого знать не надо, верно?
— Верно, Сережа, — благожелательно улыбнулась кормилица.
— А тут не живут обычно, да? — спросил я, заглянув в очередную полупустую комнату.
— Не живут, и мы здесь не живем. Нас вообще здесь нет! — таинственно округлила Агафья Анатольевна глаза.
— Не понимаю, о чем вы, я же в санатории сейчас, голову лечу! — улыбнулся в ответ понятливый мальчик.
— Всем бы такие головы! — умилилась дама. — Очень хорошие у тебя книги и песни, Сережа, мне очень нравятся — чувствуется в них жизнь!
— Жизнь — это важно, — кивнул я, напустив на себя солидности. — Про людей же читаем и слушаем, а не про функции на ножках. Персонаж должен быть вписан в мир, иметь, так сказать, цель, смысл и дугу характера.
Поэтому в свой вариант «Марсианина» я добавлю главному герою пожилых родителей и невесту, которая на весь мир заявит, что он от нее на Марс сбежал, лишь бы не жениться — стопудово в народ пойдет, учитывая как грустно живется советским женщинам. И все персонажи будут гражданами СССР, само собой. А ещё полностью уберу арку, где "спасать космонавта слишком дорого", оставлю дружбу, мир, жвачку между странами. В оригинале потребовалась работа сообща, чтобы направить возвращающийся космический корабль обратно на Марс. Очень надеюсь, что из-за технических подробностей (у меня на библиотечную краточку почти две сотни разных "умных" книжек в Ленинке записано, поэтому легенда уже есть) эту книжку не засунут в сейф под несколько замков.
— Это ты правильно придумал, я переводчицей много лет работала, такую иногда чушь пишут! — поморщилась она.
— А вы кого переводили? — заинтересовался я.
— Извини, я переводила для служебного пользования, поэтому не могу рассказать, — с улыбкой покачала она головой.
— А с какого языка? — заинтересовался я.
— С английского и немецкого.
— Здорово! А можно вас попросить немного со мной позаниматься, если у вас свободное время будет? — обрадовался маленькому роялю я.
— Конечно можешь! — с доброй улыбкой кивнула она.
— Сразу после завтрака? — предложил я.
— Хорошо, — покладисто согласилась она. — Тебе какой язык нужен?
— Английский, если можно, немецкий у меня более-менее, не совсем все забыл.
— А еще какие-нибудь языки учишь? — решила она меня проверить, перейдя на немецкий.
— Еще начал японский учить, он красивый, уже больше тысячи иероглифов выучил! — похвастался я на том же языке. — У меня память хорошая, быстро осваиваю. Закреплю английский, немецкий и японский, и возьмусь за французский, итальянский и китайский. С Китаем у нас дипотношений, насколько я знаю, нет, но, уверен, старшие товарищи об этом позаботятся. А там ведь почти миллиард человек живет, язык знать нужно. Ах да, а потом еще корейский выучу, чтобы все распространенные языки мира знать.
— Хороший план! — одобрила Агафья Алексеевна.
С Китаем отношения починятся совсем скоро — сразу после показательной порки в Даманском конфликте. Грустно, конечно, что наши ребята там умирать будут, но потери один к двенадцати кого угодно убедят, что с СССР выгоднее дружить. Вот и придут на ковер китайские товарищи, договариваться. Я бы предупредил, но кому надо и так все знает. А еще посреди мясорубки Косыгин будет звонить в Пекин — узнать, они совсем там поехали, или как? — но китайский функционер пошлет его подальше, и начальству об этом не доложит. А чего ему, не его же друзья и родственники на границе подыхают по велению дол*оеба-Мао. Хорошо, что у китайцев с обучаемостью все нормально, и больше они так исполнять не станут. Ну и, разумеется, по телеку и в «Правде» я обо всем этом не прочитаю — не напишут, скорее всего.
В столовой меня встретила одетая в поварской колпак и белый халат улыбчивая, приятно-полненькая тетенька лет сорока (тоже поди не меньше, чем капитан), которая накормила борщом с пампушками и жаренной курочкой с пюре.
— Спасибо, было очень вкусно! — от души похвалил я ее, и мы с Агафьей Алексеевной пошли заниматься английским.
— Сережа, а сколько времени ты учишь английский? — заподозрила она неладное буквально через пятнадцать минут.
— Почти всю жизнь, — честно ответил я.
— Имеешь ввиду «начал сразу после аварии»? — додумала она за меня.
— Примерно, я еще месяц ребра сращивал и немецкий учил, боялся, что двоек нахватаю по нему — мама расстроится, — вздохнул я.
— Маму расстраивать нельзя, — проявила майор запаса женскую солидарность. — Просто поразительный прогресс — у тебя умения студента последнего курса ИнЯза.
— Говорю же — память хорошая! — светло улыбнулся ей я. — Меня и в ДК учительница все время хвалит, приятно!
— Ну молодец! — умилилась она, и мы продолжили читать Конан Дойля в оригинале.
Немного увлеклись, в процессе нам принесли чаю с ватрушками, поэтому даже не заметили, как пролетело несколько часов, и идиллию прервал не менее вежливый, чем у Агафьи Алексеевны, стук. Взглянув на висящие на стене советские часы, женщина ойкнула, грустно осмотрела хаотично заставленный всяким стол, вспомнила о воспитании и внутреннем стержне и взяла себя в руки.
Пантомима заняла всего несколько секунд, за которые я успел крикнуть «войдите!».
Дверь открылась, и вошел он — великий и ужасный, мифологизированный просто донельзя, одетый в неплохо сидящий на нем «Большевичкин» костюм и толстые очки, Юрий Владимирович Андропов.
Спокойствие и равновесие! Слабоумие и отвага! Врываемся!
— Ну привет, секретный дед! — весело помахал я ему с широченной улыбкой.
Ни жилки не дрогнуло на этой, если уж откровенно, не самой приятной (чисто физиологически) роже! А вот и «зеркалящая» мою, не менее широкая улыбка и идеальное попадание в тон:
— Здравствуй, загадочный внук! — переключил внимание на Агафью Анатольевну. — Спасибо, Агафья Анатольевна, мы дальше сами. Попросите, пожалуйста, Клавдию Ильиничну накрыть на стол через полчаса.
— Да, Юрий Владимирович, — отозвалась она, встала со стула и