я должна быть благодарна за обучение. Интересно, знал ли мой отец, что что-то подобное может произойти. И поэтому форсировал мои занятия все эти годы, чтобы я могла защитить себя в подобных случаях. Заметьте, сейчас от этого мало пользы.
Если это было так, то у меня возникает вопрос, чем он занимается в свободное время. У нас с отцом не было теплых отношений, а мамы давно не стало. Тренировки научили меня сохранять спокойствие, сражаться, но и устраивать беспорядки, если нужно. И мне хочется перевернуть ад вверх дном. Кто сказал, что смерть должна быть мирной?
Кричу. Мое горло сжимается, превращая вопли в хрип слишком быстро, но я не останавливаюсь.
— Привет! — кричу я. — Эй вы, ублюдки!
Я бьюсь руками и ногами, лязгая металлом моих ремней о металлические столбы, так что звук эхом разносится по пустой комнате.
— Эй!
Я кричу и кричу, кажется, часами, и, наконец, дверь с грохотом открывается.
— Что!? — Это тот же грубый хриплый голос, что и раньше.
— Я должна пописать.
— Ты сейчас серьезно?
— Ой, извините, — огрызаюсь я, — не знала, что нормальное функционирование организма просто прекратится, потому что вы, ребята, так сказали.
Парень топает по комнате.
— Почему ты мокрая?
— О, я должна поблагодарить суку, которую вы послали раньше.
Он что-то рычит, я не совсем расслышала, но роется в карманах в поисках ключей. Ладно, хорошо. Амбал освободит меня, и, если смогу выбраться, я смогу бежать.
Мужчина вставляет ключ в левый замок и освобождает мою руку, но прежде чем я успеваю что-либо сделать, он скручивает мое тело и тут же приковывает его наручниками к руке, все еще удерживаемой с другой стороны.
— Это слишком, тебе не кажется? — Добавляю сладости в свой голос. — Я не могу причинить большого вреда.
— Ха, — качает он головой, снимая второй наручник, заставляя меня опустить руки. Я смотрю вниз и вижу блестящее серебро вокруг обоих запястий, соединенных вместе.
— Хорошие наручники, — говорю я, — ты что-то мне не договариваешь? Вы, ребята, тайные представители какого-то странного общества любителей рабства?
Он не отвечает, снимает наручники с моих ног и заставляет встать, дергая за локоть. Я встаю, слегка покачиваясь, когда кровь приливает к моим конечностям, от того что слишком долго находилась в положении лежа.
Я спотыкаюсь, но он быстро ловит меня, удерживая в вертикальном положении, затем вытаскивает меня из маленькой темной комнаты. Мы выходим в узкий коридор с несколькими ступенями, ведущими вверх. Мужчина заставляет меня идти первой, упираясь рукой мне в поясницу.
— Ничего смешного, — говорит он мне.
Я закатываю глаза.
— Иисус Христос.
Дверь наверху внезапно открывается, и в поле зрения появляется цыпочка. Она ухмыляется и позволяет мне пройти, прежде чем встать рядом с парнем, который меня освободил.
Они молчат, и, в конце концов, я дохожу до перекрестка в конце коридора. Понимаю, что нахожусь в доме, большом, кричащем о деньгах и власти. На стенах висят дорогие произведения искусства, полы из красного дерева устланы персидскими коврами, а хрустальные люстры свисают с высоких потолков, цветные призмы танцуют на белых стенах, а ветерок дразнит маленькие бриллианты. Я всю жизнь жила в богатстве, но это совсем другой уровень.
— Налево, — приказывает мужчина.
Я поворачиваю налево, мои босые ноги скрипят по полированному полу.
— Вон та дверь.
Я останавливаюсь перед ней, ожидая, пока ее откроют. Но ни один из них не обращает на меня внимания.
— Что вы ожидаете от меня? Что я открою ее зубами?
— Она мне нравится, — вдруг заявляет девушка, делая шаг вперед и открывая ее для меня. Я захожу внутрь, пяткой захлопываю ее, но она останавливается прежде, чем успевает закрыться со щелчком.
— О, я так не думаю, — говорит девушка, заходя следом за мной.
— Я не могу писать, когда ты здесь.
Она закатывает глаза.
— Заниматься своими делами, это не та роскошь, которую мы дарим большинству гостей.
— О, я полагаю, что быть прикованным к кровати — это тоже не пятизвездочное обращение.
— Ты бы предпочла, чтобы мы подвесили тебя к потолку? Это можно устроить.
— Вы все чертовы сумасшедшие.
— Нет, мы чертовы Сильверы, и тебе пора узнать свое место.
Глава 5
ЛЕКС
— Валентайн, — протягиваю я, забрасывая ноги на стол и взбалтывая виски в стакане, позвякивая льдом.
— Верни ее.
Без приветствия, очень грубо.
— Я вижу, вы получили мое сообщение.
— О, я получил твое сообщение. Ты — больной сукин сын. Рен не имеет к этому никакого отношения.
И здесь он потерпит неудачу. Вот его слабость, словно маяк в бушующем океане. Маленькая Рен Валентайн — его абсолютная слабость, которая его уничтожит. Как я и планировал. Это как добровольно подставить яремную вену хищнику, а в этих играх с хищниками я всегда выхожу победителем.
— О, думаю, что она имеет к этому отношение, хотя я озадачен.
Тяжелое дыхание на другом конце провода доносится до меня, но он больше ничего не говорит, поэтому я продолжаю.
— Отдаю вам должное, вы долгое время держали ее в секрете. На самом деле я впечатлен, мало что ускользает от меня. — Я подношу виски к губам, прежде чем вернуть стакан обратно, болтаться у меня в руке.
— Верни ее.
Я не удивлен тем, как звучит его голос: едва сдерживаемый гнев, но не слышно беспокойства, только ярость, и это еще больше возбуждает мой интерес. Кажется, его не волнует ее благополучие. Он не спрашивает, как она и жива ли вообще, только то, что хочет ее вернуть. Свои выводы пока оставлю при себе, я докопаюсь до сути, так или иначе.
— Только когда маленький поросенок визжал, я понял это. Сначала думал, что она живет с тобой и точно знает, кто ты такой. Но, знаешь ли, я пришел к выводу, что она совершенно и абсолютно невинна.
Хотя невинность
