жаль. Правда.
Джейк говорил приглушенно, почти стонал. Я почувствовала, как во рту у меня собирается слюна и рвется наружу. Снова подступила тошнота. Не плюнуть ли ему в физиономию? Джейк часто дышал, его глаза затуманились. «Может быть, – мелькнула у меня мысль, – он как раз этого и хочет». Хочет оказаться тем, кого обидели, хотя бы на секунду. Но стоило мне только шевельнуть губами, как Джейк отпустил мои руки и обернулся на шум.
* * *
Никак не пойму, сколько времени это продолжалось в точности: давно ли Пэдди в своей «космической» пижаме, обнимая старую игрушечную собаку, стоял на лестнице и слушал наши голоса, а может быть, и видел нас – видел, как его папа держит маму за поднятые вверх руки. Помню только, как мы поступили, когда заметили сына, как стали его родителями, актерами, мгновенно переключившимися на исполнение своих ролей. Это произошло так, словно сработала пожарная сигнализация или в зале кто-то из зрителей потерял сознание. Я тут же протрезвела, и платье показалось мне слишком тесным, и от кислого вина у меня свело зубы.
– Почему от тебя так странно пахнет? – спросил Пэдди, когда мы отвели его обратно в спальню. – Зачем ты это надела? – продолжал он, касаясь пальцами подвески и гладя ее черную гладкую серединку.
Его тяжелые сонные веки чуть-чуть дрожали. Мальчик толком не проснулся. Может быть, утром он мог бы подумать, что это ему приснилось.
Джейк ушел из детской раньше меня. Ему словно было нестерпимо на это смотреть. Он торопливо чмокнул Пэдди в макушку и с порога проговорил:
– Спокойной ночи, сладких снов!
Когда я спустилась, Джейк сидел за кухонным столом. Он пил виски из стакана с толстым дном. Верхние пуговицы его помявшейся рубашки были расстегнуты.
«Вот, наверное, как, – подумала я, – мои отец и мать себя чувствовали после скандалов». Мы ничего не могли сделать, чтобы вернуться назад. Человечество еще не научилось превращать случившееся в неслучившееся и стирать из памяти произошедшее. Однажды я услышала, что есть лекарство, которое вызывает у человека амнезию после травмы или трагедии. Но почти наверняка ни один врач не назначил бы это лекарство Пэдди из-за того, что он увидел то, что увидел.
Я подошла и, сев рядом с Джейком, стала безуспешно пытаться поправить платье на груди и одернуть край подола. Взяла из шкафчика свой бокал с вином, понюхала его и поморщилась.
– Это вино открыто уже пару месяцев, кажется, – сказал Джейк.
В его взгляде что-то появилось: в первый момент мне показалось, что это интерес. Но точно сказать было трудно, потому что его губы были крепко сжаты.
Впервые за все годы нашего супружества я не понимала, что муж чувствует. Я не могла представить себе ни одну из его мыслей. Теперь мне было ясно видно только то, что он делает. Джейк провел рукой по лицу, поднял очки на переносицу, потер глаза. Другую руку он вяло опустил на стол.
Не задумываясь, я подвинула свою руку к руке Джейка и положила сверху. Он все еще прикрывал глаза левой рукой, тесно сдвинув пальцы невысоким ковшиком. Я видела, как он дышит, как поднимается и опускается ткань его рубашки. Мы держались за руки.
Началось со сжатия – как тогда, когда ты, сидя в кинотеатре, хочешь заверить кого-то, что и сейчас думаешь о нем. Но когда я сжала руку Джейка, он не сжал мои пальцы в ответ. Наверное, поэтому я так поступила.
Я продолжала сжимать руку мужа все сильнее и сильнее, понимая, что в его кожу впиваются мои ногти. Джейк отнял левую руку от глаз и устремил взгляд на наши сплетенные пальцы. Потом сделал короткий и резкий вдох и продолжил смотреть, но руку не отдернул.
Джейк заговорил только тогда, когда я отняла руку. Лицо у меня вспыхнуло, мне стало тяжело дышать.
– Так вот чего ты хочешь, верно, Люси? Ты хочешь делать мне больно?
Джейк прикусил нижнюю губу. Его глаза стали блестящими и влажными, но в его взгляде не было укора. Было лишь утверждение, простое наблюдение, основанное на фактах.
Добрая ли я женщина? Та ли я редкая награда, о которой говорится в Библии, что она дороже драгоценных камней? Я знаю, я не такая.
Но я знаю и другое – знаю, как просто уйти от собственной жизни. Это так же легко и просто, как первый шаг, как первые месячные, как самый первый раз, когда ты впускаешь мужчину внутрь себя и чувствуешь, как твое тело обхватывает его и держит.
Глава 14
На несколько секунд после пробуждения я забыла обо всем. Без всяких слов, одним только своим как бы выцветшим на солнце сознанием я знала, что Джейк внизу заваривает чай и что очень скоро все они окажутся здесь, на моей кровати, и мы будем говорить про школу, клубы и назначенные встречи, и мальчики будут вскрикивать, радостно или недовольно, и будут падать на спину, как щенки, требующие, чтобы им почесали пузо.
В эти несколько секунд Джейк мне не изменял, наш мир был совсем таким, как прежде. Я протянула руку в сторону. Под подушкой рядом со мной я ощутила прохладу и все вспомнила.
Вчера ночью, после того как Джейк сказал: «Так вот чего ты хочешь, верно?», он показал мне свою ладонь с отметинами моих ногтей – глубокими розовыми полумесяцами, отпечатавшимися на его линии жизни. Следы были четкими, неоспоримыми – на этот раз я сделала это нарочно.
– Ты можешь сделать это снова. Ты этого хочешь.
– Ты пьян, – сказала я ему. – Ложись спать.
– Я не пьян. Я выпил немного виски.
И Джейк снова показал мне свою ладонь. Так, бывало, делал мой отец. Его ладонь была большой, широкой.
«Ударь меня, – говорил мне отец, когда я злилась на него из-за каких-нибудь глупостей. – Нет, так ты руку сломаешь», – добавлял он и поправлял мой большой палец.
Вчера ночью при свете кухонных ламп я смотрела на блестящую кожу Джейка. Сколько на его ладони было разных отметин, сколько дорожек и тропинок. Я думала о том, сколько раз я целовала его пальцы, ласкала их своей рукой.
– Послушай, – сказал муж. – Я понимаю, какую боль причинил тебе. Мне очень-очень жаль. Лю, я не знаю, как еще сказать. – Он сделал глубокий вдох, словно что-то решил для себя. – Но ты можешь… ты можешь сделать мне больно… – Он опустил руку, не спуская с меня глаз. – Почему бы тебе не попробовать… посмотри, вдруг это тебе поможет? – Он чуть
