тебя. Эмоции только помешают нам выстраивать отношения в рамках того, что мы теперь связаны только дочками. Я бы был готов к твоим истерикам, крикам, скандалам, пусть частым и на протяжении долгих лет, но при условии того, что остаемся вместе.
— Смешно, — я могу ответить только это.
— Смешно? А что ты не смеешься?
Меня начинает буквально трясти от Романа. Обратился из заботливого мужа, который мог терпеть мои многие закидоны, в циничное чудовище.
— То есть… Если больше не жена, то можно со мной как с дерьмом говорить?
— Я лишь попросил тебя сменить тон, — Роман поправляет галстук, устало глядя на меня. — Я повторяю, Лера, если ты не со мной и если я не вижу того, что мы будем вместе, то я от твоих истерик завожусь, — не моргает. — Как, блять, мне, — понижает голос, — еще тебе объяснить, чтобы ты перестала меня провоцировать на глупости? Я тебе прямо говорю, я слетаю с катушек, Лера.
— Так, может, тебе стоило остаться в машине и там дождаться Алинку?
— А, может, ты перестанешь указывать, что мне делать?
Смотрю в сторону и замолкаю.
Так-то он прав. Мне надо избавиться от эмоций, которые лезут из меня ехидством, отвращением и кривыми ухмылками.
Я хочу укусить романа побольнее, но он не позволит мне этого сделать. Да и смысла в этом никакого нет.
— Алина пытается проконтролировать ситуацию, — вздыхает Роман. — Это же и так понятно, Лер. Проконтролировать меня из-за страха, что я забуду о ней. Что со временем она станет мне не нужна.
Я хмурюсь. Как же Алинке сейчас страшно.
— А ты мама, Лер, — продолжает Роман. — Ты никуда не денешься. Тебя не надо контролировать и быть постоянно на виду, чтобы ты любила. Чтобы ты заботилась и чтобы в этой заботе не забыла, что у тебя есть дочь. А у тебя, наверное, мысли о том, кто кого любит больше?
Перевожу взгляд на Романа:
— Нет. У меня мысли о том, что я пропустила ее важный первый год, Рома, — отвечаю честно. — Что та связь, которая должна была быть у нее со мной, окрепла с тобой. И неважно, что ты сделаешь. Она всегда будет рядом.
— Если ты права, то эта связь у тебя с Варей.
— И это уничтожает наших дочерей, — в отчаянии шепчу я. — Они должны быть вместе, а иначе они потеряют друг друга, Рома. Оставь Алину со мной. Поступи жестко и даже жестоко, Ром. Брось ее, откажись.
Он же должен проникнуться моими словами. Он же должен понимать, что надо спасать наших девочек и что теперь он не имеет права называться их отцом.
— Ром, я тебя очень прошу. Пусть это станет твоим искуплением.
Глава 14. Поговорили?
— Что, прости? — Роман приподнимает бровь выше. — Искупление через предательство дочерей?
— Ты уже их предал.
— Ладно, — усмехается, — через повторное предательство? Ты предлагаешь мне ударить их во второй раз? Так, что ли?
— У тебя будет новый…
— Но Варя и Алина не перестали быть моими дочерьми, — Роман недобро прищуривается. Меня передергивает от его взгляда. — Чего ты ждешь? Того, что я реально откажусь от девочек? — с тихой угрозой смеется. — Прелесть, Лер. Ты бы от них отказалась?
— Это другое…
— Я не согласен.
И замолкает.
А я ждала, что он мне в порыве гнева кинет, что отвратительная мать. Что в свое время могла потерять с концами двух дочерей и что не мне сейчас выеживаться, когда я упустила важное и трепетное время у дочек.
И как я его упустила.
Я отказывалась брать Алинку на руки, кормить ее, отворачивалась от нее и замирала в позе эмбриона.
Я отказывалась от маленькой беззащитной крошки, которая кричала и просила маму. Нет, я не винила ее в той операции. У меня просто ни к чему не было интереса. Я была мертвой.
Сейчас, оглядываясь назад, мне плохо, но Роман не припоминает мне тот год, когда он спал в сутки лишь по несколько часов, ведь он умудрялся еще и дело свое не бросать.
— Я бы поняла, если бы ты тогда… — глотка будто опухает. Говорит сложно. Слова выходят из меня колючими горячими камешками. — Тогда… после рождения Алинки…
Роман вздыхает:
— Я не буду с тобой это обсуждать. Это бессмысленно, Лер, — его глаза темнеют и становятся глубже. — Поговорить об этом хочешь? Так тебя распирает?
— Да, — честно и с вызовом отвечаю я, — распирает. И я имею полное право
Рома молчит и не моргает, намекая, что не будет поддерживать диалог в таком ключе.
— Ты отказываешь мне в разговоре, эмоциях…
— А еще я отказываюсь бросать дочерей. Какой я подлец и мерзавец, — с высокомерием усмехается. — Исчезать из их жизни. Совсем совести у меня нет, Лер, да. Давай так, я просто соглашусь со всеми твоими громкими эпитетами и оскорблениям.
— Ты не чувствуешь вины…
— Да откуда тебе знать, что я чувствую?
— Так скажи?
— Не вижу теперь смысла, — пожимает плечами и вновь замирает в напряжении. — Я с тобой согласен, что ничего не исправить между нами, а просто лясы точить… не в моем характере, Лер. Мы же приняли решение разойтись.
Сейчас уже я готова накинуться на Романа с планами задушить его. Меня охватывает такая ярость, что мне приходится вцепиться в спинку стула, чтобы сдержать себя.
Будь у меня сейчас нож, то я бы как минимум воткнула бы его в ладонь Романа, который просрал нашу семью и не чувствует за собой вины.
А если и чувствует, то не так, как я бы хотела. Я хочу от него стертых до крови коленей, слез и криков с мольбой простить его.
Но он прав.
Он не тот мужчина, который поступит так. Характер не тот.
Он принял свою ошибку и не станет ее обмусоливать. И если я решила развестись, то он согласен, что я имею право так поступить.
Сорвался, правда, в первый момент, но это логично. Он потерял контроль над семьей, надо мной и девочками.
На кухню заглядывает настороженная Алинка. Смотрит на
