грабить на французской земле. Однако дед добыл себе корону преступлением: Генрих IV без тени сомнений низложил, а потом убил короля Ричарда II и навсегда пресек линию Черного принца, столь дорогого сердцу англичан. Люди шептались, что молодой король, получивший в наследство это преступление, поэтому столько молится и ведет жизнь не столько монаршую, сколько монашескую. Он и сам охотно сложил бы с себя корону, так она ему была тяжела, если бы не Маргарита, свет его жизни, единственная, кого он любил больше всех на свете… И только изредка он оставлял свои угрызения и вспоминал, что, как бы там ни было, он король! К несчастью, он не забывал никогда, что и ненавистный Глостер – его родственник и что сам он никогда не совершит нового преступления.
Однако, несмотря на все свои христианские чувства, Генрих не мог забыть и того, что его дядя Глостер уморил нищетой и голодом его мать, несчастную Екатерину Французскую. С этого-то и решила начать свою военную кампанию Маргарита.
– Господин мой и супруг, пора подарить мир вашему доброму городу Лондону, – так начала она свою речь. – Но нельзя ждать мира, пока мы позволяем милорду Глостеру смущать народ, подстрекая его к мятежам и восстаниям. Настало время принять меры. С каждым днем крепнет уверенность лорда-протектора в том, что он подлинный господин вашего королевства, и однажды он поведет свое войско на приступ вашего дворца, а потом и Тауэра, если там мы найдем убежище…
– У дяди Глостера беспокойный характер, мой друг, но человек он вовсе не злой. Бывает, его захлестывает обида, он сожалеет о супруге герцогине, которую, как я полагаю, он все еще любит, а мы вынуждены держать ее в тюрьме.
– Надеюсь, вы не забыли, что она желала вашей смерти? Я слышала, что она женщина, недостойная носить благородную фамилию Глостер.
– Вы, несомненно, правы, но все-таки дядя дал ей свой титул и имя.
– А вы готовы вернуть ему злодейку, чтобы сделать его счастливым? – вспыхнула Маргарита. Терпение не было ее добродетелью. – А вы знаете, что будет, когда ваш добрый дядюшка сгонит нас с трона? Он поспешит на остров, где находится герцогиня, привезет ее в Лондон и коронует в Вестминстере. А вас тем временем заточат в монастырь, а меня отправят на остров занять место новой королевы. Если не поступят еще страшнее и хуже!
– Не говорите так, душа моя. Не пугайте меня и себя. Бог свидетель, что монастырь мне не страшен, напротив, он мне по душе. Но вы! Вы так молоды, так красивы, и я так нежно люблю вас…
– Докажите вашу любовь, оказав мне защиту. Мой возлюбленный сир, мне кажется, настал час, когда вам придется выбрать между дядей и супругой. По крайней мере, возьмите Глостера под арест и заточите в башню!
Генрих сдался. Но ему удалось убедить Маргариту в необходимости соблюсти все формальности для того, чтобы избежать народного мятежа. И вот король, последовав совету кардинала Уинчестерского и милорда Саффолка, призвал членов парламента в город Бери в графстве Ланкашир. Здесь Ланкастеры были у себя дома, и они собрали всех, кого Глостер считал врагами. Да, благодарение Господу, были у него и враги: Клиффорды, Перси, Сомерсеты и Оуэн Тюдор, вдовец Екатерины Французской, он по-прежнему носил по ней траур и не подозревал, что в его уэльском донжоне родилась новая королевская династия.
Мысль о том, чтобы созвать всех этих аристократов в Бери, подал кардинал. Они должны были вынести решение по поводу все еще висящих в воздухе вопросов, например, о вдовьей части королевы Маргариты, которая так и не была определена за два года ее замужества.
После торжественной мессы, которую служил архиепископ Кентерберийский, и его проповеди, призывающей к миру, лорды собрались в главной церкви аббатства Святого Эдмунда, возле могилы этого святого короля Восточной Англии, погибшего мученической смертью в 870 году от руки вторгшихся викингов. Первый день прошел без происшествий: вдовья часть королевы не вызвала никаких возражений; помогло, как видно, величие места – члены парламента дали свое согласие без всякого принуждения.
На второй день Совет пожелал выслушать Глостера.
В приглашении на заседание «палаты короля» не было ничего необычного, и Глостер прибыл в наилучшем расположении духа. Однако он забеспокоился, когда Саффолк, претерпевший ущерб от его людей, выступил в роли обвинителя и во всеуслышание объявил, что Глостер продолжает злонамеренное дело жены, готовя заговор против священной особы короля и черня честь королевы. К обвинению был приложен длинный список злоупотреблений, какие лорд-протектор допустил, управляя государством с младенчества короля.
Само собой разумеется, герцог не оставил обвинения без возражений, и в конце концов поднялся такой невообразимый гвалт, что архиепископ Кентерберийский нашел нужным вмешаться и напомнить собравшимся о святости места.
– Если вы желаете привести доводы в вашу защиту, милорд Глостер, никто возражать не будет, но говорите тихо и спокойно.
– Спокойно?! Но не я первым прибег к оскорблениям! В любом другом месте я бы уже призвал к ответу маркиза Саффолка.
– Мы нисколько в этом не сомневаемся. Но теперь ждем ответа от вас.
Глостер замолчал и обвел взглядом всех собравшихся. Ни одного дружеского лица. Он понял, что находится на суде и судьи меньше всего расположены к снисхождению. Еще он понял, что единственный его спаситель – это король, еще такой молодой, чувствительный, совестливый; король, который не терпит насилия и раздоров. Если удастся привлечь Генриха на свою сторону, дело его будет выиграно.
К королю Глостер и обратил свою защитительную речь, с присущим ему красноречием напомнив об услугах, оказанных им государству, о заботах, которыми он окружил короля-младенца, о своей щедрости по отношению ко всем.
Прервала его речь Маргарита:
– Король не забыл о ваших заслугах, милорд. Он хорошо помнит ваше милосердие и щедрость по отношению к его матери.
– Она забыла о своем королевском долге. Она была королевой и должна была оставаться ей.
Оуэн Тюдор не смог стерпеть этих слов и возмущенно заметил:
– В положении ее не было ничего постыдного; мы жили с детьми вдалеке от двора!
Вмешательство Тюдора было ошибкой, и Глостер мгновенно ею воспользовался:
– Жизнь вдалеке я и поставил королеве в вину, я и вместе со мной все добрые англичане. У нее был сын, и он был королем. Все заботы и все свое время она должна была отдать ему!
– Она была молода и красива. Она имела право жить!
– Она была королевой. И этого ей должно было быть достаточно!
– Оставим это, – подал голос кардинал Уинчестерский. – Позволим покоиться в мире нашей бывшей госпоже. Она настрадалась достаточно. Что
