равно этого хотят. И моральные ценности: верность, честность, любовь — все еще живы. А почему? — снова задала она этот вопрос. — Потому что они есть, это объективная данность. Они значимы сами по себе и нужны людям. Так зачем же еще и пихать их насильно в глотку бесчисленными рекомендациями, общественным мнением, новостями, журналами? Психологами, которые только и умеют, что повторять тексты, заученные наизусть? Меня тошнит от этого.
— Хорошо, что именно от этого… — он тут же прикусил язык. — Лялечка! Прости, я не хотел.
— Плюнь, — она махнула ладонью. — Гватемала лучше бы управляла обществом, чем они. Да, милая?.. Меньше документов издавала бы, это точно.
— Ладно, — Артём повернулся с видом, что не может во всем с ней согласиться, однако сочувствует таким убеждениям. В самой же глубине души он и вовсе хотел бы поддаться порыву и предать все официальные бумаги костру инквизиции в центральном парке города. — Я и сам много раз думал, что делается много лишнего и не стоит так давить на людей. Но у меня только один вопрос: почему ты работаешь социальным политиком, если не веришь в общество?
— Это — такая же работа, как и все остальные. И я могу ее весьма неплохо делать. Это не значит, что я одобряю все, что делается. Но какие-то доли своих мыслей на своем месте я могу проводить в жизнь.
Глаза Артёма ехидно загорелись, но потом потухли, и он ничего не ответил. Усталость взяла свое. В самом деле, вкладывать всю свою страсть в любимое дело после работы было совсем не то же самое, что заниматься исследованиями профессионально.
— Я потом с этим закончу, — он отложил записи.
— Давай дернем кофейку. Я тебя ужасно замучила своими «лирическими отступлениями», — она участливо положила руку на его плечо.
— Ничего, я крепкий, — отозвался он.
— А наша религия — это что вообще такое? — Лялькин фонтан было не заткнуть, она продолжала рассуждения, когда он приступил к работе на следующий день. — Ты знаешь, что та Библия, которая у нас есть, и близко не похожа на оригинальную.
— Она адаптирована вроде. Я слышал об этом.
— Она переписана вся!.. Там одна адаптация и осталась, то есть комментарии, а не текст. Нет, это, конечно, хорошо, что они есть, но текст-то сам они не должны были заменять. Наша всемирная религия, которой придерживаются все, попросту выхолощена.
— В смысле?.. Вот я верю в Бога. Всю жизнь верил, сколько себя помню. Так меня воспитали.
— Я не о том. Я говорю в целом. Раньше Бог был для людей реальностью. Особой, духовной, мистической. Сейчас это что-то вроде идеи, полувымысла, который признан необходимым и потому всеми разделяется. Не смысл, а вспомогательное средство. Поэтому в церковь все ходят хотя бы иногда: вроде как полезно, связи общественные поддерживает.
— Да, ты права, — он согласился полностью. Либо просто думал о чем-то другом?..
— Только прости, что я снова трогаю эту тему, но я правда хочу понять, — они изрядно помолчали, прежде чем он взглянул на нее. — Ты отказалась от помощи науки, чтобы иметь детей, потому что тебе не совсем нравятся ее методы, хотя они и эффективны? С ними твой брак продолжался бы, мужчина, которого ты любила, остался бы с тобой. Хотя, вероятно, ты посчитаешь подобное сохранение отношений обесцененным…
— Посчитаю, — Ляля помедлила, ответив сначала на последнюю фразу. Артем все больше раскрывался перед ней, и она видела, что за скромным его поведением прячется живой ум, не боящийся задавать вопросы. Он был настоящим исследователем по своей натуре. Исследователем, получившим слишком сильный удар и нуждавшимся в исцелении не меньше, чем она. — В этих методах меня не устраивает то, что они попирают саму жизнь, — сказала она негромко. — Жизнь, какой я ее вижу, какой уважаю. И тем более в моих собственных гипотетических детях. Это, как я думаю, один из краеугольных камней моих убеждений. Если я откажусь от него, что останется от меня?.. Ты не подумай: я не осуждаю тех, кто прибегает к технологиям. Я рада видеть, что дети родились у тех, кто отчаялся… И завидую даже. Но мысль о том, что сам метод дает стабильный сбой, отнимающий жизнь — да, жизнь! Не просто какое-то биологическое состояние, а именно жизнь! — не у горстки клеточек, а у плодов, которые уже словно люди, которые вот-вот будут готовы родиться… На мой взгляд, одно дело, когда по каким-то природным, физическим причинам эмбрион терпит неудачу в развитии, и совсем другое, когда мы имеем пугающую закономерность, не дающую ему появиться на свет. При том эта закономерность проявляется уже на большом сроке и гораздо чаще, чем при обычной беременности. Словно русская рулетка — игра, когда оставляют один патрон в барабане и стреляют в голову, — но и она честнее. Там везение, здесь — повторяющаяся неизбежность. Для меня реальна жизнь, доброта, любовь, разумность, сострадание. Из этого и состоит мой Бог. Если я выкину это из себя, разве я останусь собой? Разве смогу смотреть на себя в зеркало или спокойно просыпаться по утрам?..
Она замолкла. Артём кивнул. Он понял ее, большего не требовалось.
Прощаясь на ночь, Тёма изрек:
— Они дураки, что на место замадминистратора назначили не тебя, а Пауля. Ты в сто раз умнее его. Ты бы сделала мир лучше.
Глава 5
Лекция в компании «Новый мир» надолго отпечаталась в захламленной памяти Адель.
Придя следующим утром в квартиру председательницы, второй член регионального комитета Наина обнаружила в ней обычный хаос, смазанный, однако, паническим настроением. Наине было за сорок, одевалась она несколько невзрачно и была полновата. Карие глаза смотрели через стекла очков не просто спокойно, а скорее, охлаждающе и отрезвляюще. Но тут в них промелькнули короткие искорки, а на губах осела саркастичная гримаса.
Адель ходила по огромным комнатам в лифчике и брюках, из детской доносились крики ее младших, которых еще рано было устраивать в садик или школу-пансион. Няня же сегодня оказалась изгнана в приступе неконтролируемой ярости.
Два ближайших ассистента — сотрудники аппарата комитета — бродили неприкаянные: один сильно нервничал, второй хранил насмешливое спокойствие. Муж сидел на кухне в халате и пил кофе, читая что-то на экране личного компьютера и словно не замечая, в каком балагане живет.
— Что за черт?! Черт, черт, черт вас всех возьми!.. — бушевала хозяйка региона.
Жители этого дома не стеснялись чертыхаться, да и Богу не молились, если их не снимали на камеру.
— Опять острая фаза? — поинтересовалась Наина у неравнодушного помощника, которого звали Дима.
— Очень. Приняла свои лекарства,
