class="p1">Могила попросил внимания (разговоры стихли), а после сообщил, что нужно обсудить назревшие вопросы.
— Таких в наличии три, — поднял три пальца. — Прекращение разборок, общак и коронование очередного вора. Имеются другие предложения?
Таких не последовало.
— В таком разе переходим к первому, — продолжил Могила. — На прошлой сходке, четыре года назад, мы вроде решили этот вопрос, но ничего не поменялось. Братва по-прежнему воюет меж собой, ряды редеют, уходят лучшие из нас. В чем дело?
— Земли на всех не хватает, — пробасил кто-то с середины стола.
— Ее как раз хватает, — покосился в ту сторону Дед Хасан. — И того, что на ней имеется для нас. Решение сходняка — закон. Его уважать надо.
— Вот-вот, — поддержал его сидевший напротив средних лет подмосковный вор с погонялом Колючий. — А кто не уважает, поставить на нож. Чтоб было неповадно.
— Ты, что ли, ставить будешь? — хмыкнул низколобый со шрамом на щеке крепыш, сидевший посередине.
— А хоть бы и я, — сузил глаза Колючий, — если сходняк прикажет.
— Кишка у тебя тонка, — оскалился низколобый.
— Не выступай, Басмач! — обернулся к нему седой авторитет с морщинистым лицом. — Не на базаре.
Завязалось обсуждение, длившееся почти час, по которому приняли решение: разборки прекратить, а кто будет уличен в нападениях на своих, лишать жизни. Перешли ко второму вопросу. Он был особым.
Воровской общак существовал с давних пор и изначально служил для оказания помощи (подогрева) тем из них, кто оказался в местах лишения свободы. Менялся мир, менялся криминал, а вместе с этим назначение тайной кассы.
Теперь, помимо изначального, общак использовался для подкупа чиновников, правоохранителей и судей, закупки оружия и иных подобного рода целей, становясь финансовой основой воспроизводства криминала. Как в старые времена, он имелся в нескольких регионах страны, в тайных, особо охраняемых местах, под бдительным надзором специально назначенных смотрящих, в деньгах, золоте и бриллиантах.
Настали новые времена, «железный занавес» упал, преступность становилась интернациональной. Скрываясь от правоохранителей, российские бандиты нередко уезжали за рубеж или отправлялись туда на отдых, где вступали в контакты с местными. И от них узнали, что там общак не лежит мертвым грузом, а давно помещен в банки, где приносит изрядные проценты.
Молодые и более продвинутые решили перенять этот опыт и рубить бабки, не отходя от кассы, но старшие воспротивились. Мол, банк может лопнуть, а его хранилища обыщут менты — и, как говорят, гуляй, Вася. Свои же тайные места более надежные.
Вот и встал на сходке этот вопрос.
Первым по нему высказался седой, осадивший Басмача, смотритель общака европейской части страны, от Москвы до Урала. Кличку он имел Грач и был вором старой закалки. От активных дел отошел, но имел безупречную репутацию, почему и занимался столь важным делом.
— Все это лабуда, — сказал он, блеснув золотой фиксой. — Наплевать и забыть. Так берегли общак наши деды, так должны и мы. А заморская шелупонь не указ, когда они еще по деревьям скакали, на Руси уже был Соловей-разбойник.
— Га-га-га! — загоготали сразу несколько авторитетов.
— Не скажи, — подождав, когда стихнет смех, заявил сидевший напротив, лет тридцати, законник Дока. — Наше бабло лежит абы как, а ихнее работает.
— С работы кони дохнут, Юрок, — наклонился вперед Грач. — Так что лучше не баклань и слушай старших.
Разгорелись жаркие дебаты. Одна часть сходки была за опыт зарубежных коллег, вторая против. В итоге приняли решение: общак ни в какой бизнес не вкладывать, все оставить по-старому.
Осталось рассмотреть последний вопрос, для чего охрана впустила в зал нового человека. Это был угрюмого вида жилистый парень с квадратным подбородком.
— Присаживайся, Боксер, — указал рукой Дед Хасан на поставленный перед сходкой стул.
Тот пружинистым шагом прошел в центр, уселся и уставился в пространство.
— Кто рекомендует? — обратился к ворам Могила.
— Я, — приподнял руку один, по кличке Кумпол.
— Рассказывай.
— Боксер — правильный вор, чтит наш закон и имеет две ходки. Его братва исправно платит в общак, так что достоин короноваться.
— Вторая рекомендация? — поинтересовался один из сидевших за столом законников.
— Из последней зоны, где Боксер тянул срок, пришла малява от Луки, — неторопливо сказал Колючий. — Вел там себя достойно, в актив не входил, был в отрицалове.
— Может, у кого есть предъявы? — оглядел сходку Могила. Их не оказалось. Тогда самый старый из воров, Грач, торжественно объявил Боксера коронованным и дал наказ чтить воровской закон. На что тот, встав, ответил клятвой.
— Хиляй к нам, — сделал радушный жест Дед Хасан, и Боксер переместился туда вместе со стулом.
— Ну что? — откинулся на спинку своего Могила. — Толковище окончено, прошу участников подкрепиться, чем бог послал.
Все встали и, соблюдая очередность, вышли из зала, направившись по мягкому паласу коридора на открытую веранду. Она тянулась вдоль тыльной части ресторана с видом на сосновый бор, в котором звонко рассыпал дробь дятел.
— Ну, прям как у Репина, «Утро в лесу», — сказал кто-то из авторитетов.
— Какого Репина? Шишкина, тундра, — поправил второй. Слышавшие рассмеялись, а потом все расселись за накрытые столы (каждый на четверых) с холодными закусками и бодрящими напитками. Для начала помянули безвременно усопших, затем выпили за присутствующих, а когда официанты разнесли горячее, возникли разговоры по интересам. Одни вспоминали былые дела и корешей, тянувших срок в зонах, другие бардак в стране, который всем был на руку.
Когда блюда переменили, к столику, за которым сидели Могила с Дедом Хасаном, Грач и еще один законник, подошел человек из охраны, наклонившись, что-то сообщил. Те благосклонно кивнули, страж удалился, а спустя пару минут на веранде возник рослый полноватый человек в светлом костюме и очках в сопровождении еще нескольких, встреченный одобрительным гулом.
— Мир вашему дому, — приложил он к груди руку, группа поднялась на невысокую эстраду. Там, на штанге, висел микрофон, блестели синтезатор с гитарами и ударная установка. Сопровождавшие, взяв инструменты, заняли свои места, а рослый выдернул из держателя микрофон. В воздухе возник негромкий, со звуками флейты проигрыш, а за ним неспешный речитатив:
Весна опять пришла, и лучики тепла
Доверчиво глядят в мое окно,
Опять защемит грудь, и в душу влезет грусть,
По памяти пойдет со мной,
— глубоким баритоном почти проговаривал исполнитель слова песни. Далее последовал столь же задушевный куплет, а после взрывной, набирающий силу припев:
Владимирский централ — ветер северный,
Этапом из Твери — зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ — ветер северный,
Когда я банковал — жизнь разменяна,
Но не «очко» обычно губит,
А к одиннадцати
