со службы Филатову.
— Давай встретимся в двенадцать, у памятника Долгорукому, нужно пообщаться.
— Нет вопросов, — ответил тот. — Заодно подышим воздухом, погода благоприятствует.
День выдался солнечным, с крыш звонко рушились сосульки, чувствовалось приближение весны. Когда в назначенное время Филатов подошел к памятнику основателю Москвы, Орлов, задрав голову, с интересом разглядывал сзади жеребца князя.
— Почему с такого ракурса? — пожал другу руку.
— Да понимаешь, — ответил тот, — непорядок, — и ткнул пальцем под круп скульптуры.
— Вроде все нормально, — пожал плечами Филатов. — Даже яйца на месте.
— На месте, а не блестят.
— А что, должны блестеть? — вскинул брови приятель.
— Непременно. Был я в прошлом году в Питере, так там у памятника Петра с этим делом все нормально.
— Неужели блестят?
— Ну да. Его коню нахимовцы каждый выпуск драят.
— Иди ты!
— Сам иди, — и оба рассмеялись.
— Так, ладно, это все лирика, — огляделся по сторонам Орлов. — Давай пройдем к Ильичу, там поговорим серьезно.
От памятника они направились назад, к фонтану, отключенному на зиму, спустились на несколько ступеней вниз и оказались в небольшом сквере, окаймленном старыми липами. В центре на высоком гранитном пьедестале сидел грустный Ленин, в подтаявшей лужице чирикали воробьи, а на одной из скамеек бомжи распивали водку.
Миновав их, друзья уселись на дальнюю, закурили, и Орлов, помолчав, сказал:
— Мы нашли твоего заказчика, Валера. Он из МИ-6.
— Ни хрена себе, — поперхнулся Филатов дымом. — Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
— Само собой, — хмыкнул Орлов, — вот послушай.
И, вынув из кармана диктофон, вручил приятелю. Тот взял и щелкнул кнопкой. Сначала раздалось легкое шипение, а потом голос Филатова: «Ну, вот и встретились. Ты зачем заказал нашего друга?» — «Какого друга? Я не заказывал», — ответил второй, с легким акцентом и дрожащий. «Не темни, нам все известно». И далее аппарат выдал весь разговор, до обещания отпустить, после чего отклю— чился.
— М-да, весьма ценная информация, я твой должник, — взглянул на приятеля Филатов.
— Ну так забери пленку и используй что надо, только потом сотри. Сам понимаешь.
— Понимаю, — извлек тот кассету, вернул диктофон, а затем спросил: — Насколько понял, вы его после отпустили?
— Естественно, — сделал честные глаза Орлов. — Тебе он больше не опасен, пускай гуляет.
Они немного помолчали, нежась в солнечных лучах, воздух явно прогревался.
— Послушай, Леш, — взглянул Филатов на наручные часы. — Уже почти час, давай вместе пообедаем.
— Давай. А куда направимся?
— В кафе на Художественный проезд, помнишь такое?
— Еще бы. Оно разве сохранилось?
— Да, я туда иногда захожу, тем более что со службой рядом.
— Ностальгируешь?
— Бывает, — вздохнул Филатов.
Это заведение они знали еще со времен учебы в ВКШ и в дни получения стипендии часто навещали — поесть вкусных душистых пельменей и выпить по рюмке водки.
Кафе точно сохранилось и работало. Как в прежние времена, даже интерьер не изменился. Посетителей было немного. Заказали по салату оливье, двойной порции исходящих паром пельменей и графинчик водки.
— Ну что? За успех нашего безнадежного дела? — разлив ее по граненым стаканам, поднял свой Орлов.
— Именно, — звякнул в него Филатов.
Пообедав, расплатились и, выйдя в проезд, закурили.
— Давно был в театре? — кивнул Филатов на тумбу с афишей, извещавшей об очередной постановке «Гамлета».
— Уже и не помню когда, — швырнул в урну сигарету Орлов. — Дичаю понемногу.
Затем, попрощавшись, они разошлись. До новой встречи.
Глава 9. Сходка
Ласковое майское солнце висело в зените, согревая настывшую за зиму столицу и окружавшие ее леса. На полях зеленели озимые, из дальних стран к югу тянулся журавлиный клин.
— Что-то они поздновато, — задрав вверх голову, сказал похожий на шкаф парень в кожаном реглане и с перебитым носом.
— Какая тебе разница, Зверь, — лениво чавкая жвачку, ответил второй в таком же и с золотой цепью с крестом на шее. — Вечно интересуешься разной мудотой.
— Да пошел ты, — опустил тот взгляд и, вынув из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Оба стояли рядом с черным «Гелендвагеном», справа и слева от которого блестели столь же престижные иномарки. У них тоже переминались с ноги на ногу крепкие, спортивного вида парни, дымя сигаретами и перебрасываясь словами.
Позади автомобилей за вымощенной гранитом площадкой высилось здание помпезного ресторана, чем-то похожее на небольшой замок, с пустыми столиками и опущенными зонтами летнего кафе рядом. Все это окружал негустой сосновый бор, пронизанный солнечными лучами, пахло хвоей.
— Гляди, Матяш, — отщелкнул Зверь в сторону окурок, — сам Костя Могила пожаловал. Чувствую, серьезный сходняк, век воли не видать. Слушай, а ты б хотел быть законником? — покосился на приятеля.
— Не, — выплюнул тот жвачку. — По мне лучше беспредел, у них заморочек много.
Из остановившегося на площадке шестисотого «Мерседеса» с мигалкой вышел охранник, открыл заднюю дверь, и оттуда выбрался рослый, крепкого сложения человек. В костюме от Версаче, ярком галстуке и лакированных туфлях. Что-то сказав охраннику с низким лбом, пошагал ко входу.
Тот сел в машину, и, развернувшись, она встала в ряду других.
На первом этаже ресторана с неработающим баром и картинами русских пейзажистов на стенах гостя встретил метрдотель в накрахмаленной рубашке с бабочкой, угодливо согнулся и сопроводил по мраморной лестнице на второй этаж.
Там, за закрытыми дверьми, у которых бдила охрана, в просторном, с зеркальными окнами зале, за длинным, покрытым белой скатертью столом, сидели на мягких стульях два десятка человек. Все были разного возраста, но имели солидный вид: в добротной одежде, с «ролексами» и «омегами» на запястьях, у многих на пальцах блестели перстни с печатками. Одни тихо переговаривались, другие курили или потягивали минералку из бокалов. С появлением новой персоны разговоры прекратились, а он, приобняв сидевшего справа Деда Хасана, уселся во главе стола.
— Привет честнóй братве, — обвел присутствующих глазами.
— Здорово… привет… и тебе не хворать, — послышалось вразнобой. Из всех собравшихся в зале Могила был одним из самых уважаемых.
Родился он в середине 50-х в городе на Неве, в семье питерских интеллигентов, увлекался вольной борьбой, став кандидатом в мастера спорта. После школы окончил физико-математический техникум и отслужил армию в спортроте.
Когда рухнул Союз, сколотил преступную группу и начал заниматься рэкетом, познакомился с основателем бандитского Петербурга Кудряшом, став его правой рукой. После ряда разборок и войн они подмяли город под себя, Могилу назначили смотрящим. Вскоре он превратился в успешного бизнесмена, организовав целый ряд коммерческих предприятий, в том числе в Златоглавой.
Наиболее авторитетные: Сильвестр, Отарик Глобус и другие — к тому времени безвременно почили, и он поднялся на воровской Олимп.
— Давай начинать, — перебирая янтарные четки в руках, негромко сказал Дед Хасан.
