вернул ее на пояс и сел напротив, скрестив ноги.
— Нет, не понимаешь. — Мила утерла пот со лба ладонью. — Ты, может, и привык к такой жизни, а я нет. Все бы отдала, чтобы прилечь сейчас на свою большую и мягкую кровать. Знаешь, сколько у меня там подушек? А одеяло какое теплое? Это тебе не спать на голой земле, просыпаясь от каждого шороха. И посмотри на меня, — она вытянула руки, и длинные рукава рубахи нелепо повисли, — а сколько же красивых сарафанов в моих сундуках! Не столько, конечно, как у моей любимой подружки, но все же каждый день новый передник надеваю. А волосы, — она показала на свою косу, — спутались и выглядят еще хуже, чем обычно. Про баню я вообще молчу: лицо умыть — уже большое счастье. — Она опустила плечи и грустно вздохнула. — А как же я скучаю по своей комнате. У меня же там и соломенные куколки, и маленькие фигурки зверят остались одни. Интересно, как же они без меня. — Она отвела взгляд и вздохнула.
— Куколки, — тихо повторил Иномир, — зверята.
— Что-то не так? — Она подняла на него удивленный взгляд.
— Все в порядке, — ответил он и мягко улыбнулся.
Мила высоко подняла брови оттого, что впервые увидела его улыбку, обращенную к ней. И в ней было столько жалости, что она невольно вспомнила своих братьев. Ведь именно так они улыбались ей, когда она разбивала коленки или соседская кошка царапала руки.
— Милослава, ты еще такой ребенок. — Иномир потрепал ее по плечу и сел обратно. — Как же я раньше этого не замечал? С разбойниками извини. Махнул лишнего. Хотел тебя проучить, но не думал, что ты испугаешься так сильно. Я бы обязательно за тобой вернулся. Только в следующий раз меня не трави и коня моего не воруй. Хорошо?
— Хорошо. — Она неуверенно кивнула, сдерживая слезы. — Только скажи: ты ведь и вправду разбойник?
— Нет, — ответил он, ненадолго замолчал, отвел взгляд в сторону и тяжело вздохнул. — Но я им был. Правда, недолго. Когда ушел из деревни, надо было на что-то жить, вот и оказался среди них. Старику-разбойнику я понравился, учил меня тому, что сам знает, а потом уже наши дороги разошлись.
— Все-таки похищал девушек? — спросила она осторожно.
— Бывало, но обычно выкупом дело и заканчивалось.
— Значит, не зря я тебя опасалась. — Мила грустно вздохнула, обняв колени.
— Зла тебе не желаю, — он вновь улыбнулся, — просто хочу помочь.
— Почему? — Она подняла на него взгляд. — За то, что я тебя спасла?
— И не только, — коротко ответил Иномир, вставая с земли, и протянул руку. — Пойдем, скоро сама все поймешь.
Мила с его помощью встала, и они стали подниматься дальше. Чем ближе была вершина, тем круче становился уклон. Мила так боялась упасть, что прежде чем наступить, каждый раз думала, как же ей поставить правильно ногу. А Иномир, как назло, разговорился и постоянно ее отвлекал.
— Знаешь, а Белогрив тоже хорош. — Он остановился подождать ее. — Хозяина его отравили, а он не только на защиту не встал, но и повез обидчика галопом. Или ты ему тоже что-то подсыпала?
— Ничего я ему не подсыпала, — ответила Мила, осторожно поднимаясь на уступ. — Я просто его попросила, а затем немного погладила.
— Ах, погладила? Тогда все ясно, — усмехнулся Иномир. — Надоел я ему за столько лет. Вот, видать, женская ласка-то его и подкупила.
Мила в ответ слабо ухмыльнулась, коротко кивнула, а сама могла думать только об одном: как бы не упасть. Вершина уже была всего в нескольких шагах, но ноги вдруг задрожали. Все же она так боялась высоты, что хотела уже развернуться и ползком спуститься обратно в лагерь разбойников.
— Ну что, дошли, — наконец произнес Иномир.
Мила с усердием сделала еще несколько шагов и оказалась рядом. Порыв ветра ударил в лицо, и перед ней открылась просторная долина, залитая закатным солнцем. Она на мгновение замерла, а затем резко закачала головой, даже про страх высоты забыла. Там, как она все это время думала, должен был быть ее дом рядом с блестящей Серебрянкой, лежал густой лес. Везде, куда ни глянь, простирался Черный ельник. Он уходил далеко за горизонт, и не было ему ни конца ни края.
— Иномир, — тихо произнесла она, не веря своим глазам, — а где же моя деревня? — Но он лишь тяжело вздохнул. Взгляд Милы застили слезы. — Куда ты меня привел? Что же это такое? — Она осела на землю и стала смотреть на долину в алом закате, не веря своим глазам.
— Нет здесь твоей деревни, — ответил он, посмотрел на долину и тихо продолжил: — И намного верст вперед нету. Нигде нету. Ты, Милослава, попала совсем в другое место, когда провалилась в багровое болото.
— А ты откуда все это знаешь? — Она подняла на него ошарашенный взгляд.
— Знаю, — тяжело вздохнул он, развернулся, но, прежде чем уходить, посмотрел на нее. — Пойдем, уже темнеет, как бы ты в своих туфлях не свалилась со скал.
Но Мила не в силах пошевелиться все сидела на земле и качала головой — сил плакать больше не было. В наступивших сумерках, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, она тяжело вздохнула, встала и стала спускаться за Иномиром, грустно опустив плечи.
На небе зажигались уже первые звезды, когда они вновь оказались в лагере. Полыхал высокий костер, стоял запах жареного мяса, и разбойники нетерпеливо барабанили по коленям и торопили тех, кто резал кабана. А ей хотелось лишь где-нибудь спрятаться и завыть в одиночестве. Но когда она поплелась на ватных ногах через лагерь, ей вдруг перегородил дорогу толстый разбойник.
— Ну что, жрать будешь? — обратился он.
Мила подняла на него взгляд и увидела большой кусок мяса, с которого капал жир. В другое время она бы с радостью в него впилась — все же не ела уже сутки, — но сейчас ее сильно мутило от пережитых эмоций. Даже пришлось с усилием сдержать порыв рвоты.
— Отстань от нее, пусть отдыхает, — услышала она голос Иномира.
— А что такого? Наше мясо не нравится? — продолжал разбойник. — Или все еще дуется?
— Я сказал, отстань от нее, — повторил Иномир.
Толстый разбойник недовольно пробормотал что-то, но отошел. Мила отправилась дальше, нашла самое темное место в лагере и тихо опустилась на голую землю. Разбойники все еще пугали, хотя уже не казались такими страшными. Постепенно все в округе посерело, шум превратился в неразборчивый гул, и Мила, уставившись в одну точку, не смогла бы сказать, сколько времени прошло, но от кабана, наверное, остались уже одни кости.
