Как-то раз в руки Володе Аничкину попалась пухлая пачка бледных ротапринтных листов, сшитых суровой ниткой. «Тайны КГБ» — значилось на картонной обложке, сделанной из старой коробки из-под конфет. Автором был какой-то немец. Разумеется, он не мог пропустить книгу с таким многообещающим названием и читал всю ночь, на которую она под строжайшим секретом и была выдана Леней Бронштейном, спецом по самиздату с отделения аэродинамики.
Наутро Володя вернул ему книгу с такими словами:
— Я советую тебе, Леонид, немедленно сжечь этот гнусный пасквиль…
Бронштейн посмотрел на него как на сумасшедшего, ни слова не говоря, сунул книгу за пазуху и растворился в толпе студентов.
То, что прочитал Аничкин в «Тайнах КГБ», абсолютно не соответствовало его представлению об этой организации как о некоей школе отважных разведчиков. Она изобиловала разными неприглядными историями с участием агентов КГБ — от убийства Троцкого до расстрела в Катыни и «пражского лета». Кроме того, Аничкин подозревал, что литература такого рода — это тебе не «Мастер и Маргарита» и даже не «Архипелаг Гулаг». На ней можно было здорово залететь. А портить раньше времени свои отношения с органами Володя не собирался. Поэтому, стремясь хоть как-то обезопасить себя, он и произнес эту странную фразу.
Но все было напрасно.
Не прошло и трех дней, как во время одного из перерывов между занятиями к нему подбежала запыхавшаяся секретарша ректора:
— Аничкин, я тебя уже пятнадцать минут разыскиваю. Срочно к Валерию Михайловичу.
Войдя в кабинет ректора, Володя сразу же заметил небольшую, но существенную странность: несмотря на присутствие Валерия Михайловича, за его широченным столом сидел другой человек. Невзрачный такой, с внимательными серыми глазами. Сам же Валерий Михайлович примостился — именно примостился — на стуле для посетителей. Завидев Аничкина, ректор протянул в его сторону руку и слабым голосом сказал:
— Вот он.
— Хорошо, — ответил сероглазый. Потом вопросительно взглянул на ректора. Валерий Михайлович торопливо вскочил и, бросив на Аничкина странный взгляд, удалился из кабинета, тщательно прикрыв за собой дверь.
— Аничкин? Владимир Георгиевич?
— Да, — ответил Аничкин, почти физически ощущая на себе взгляд незнакомца.
— Проходи, присаживайся.
Когда Аничкин подошел достаточно близко, сероглазый достал из внутреннего кармана небольшую красную книжку и, на мгновение раскрыв ее перед носом Володи, спрятал обратно. Ни имени, ни фамилии прочитать за это мгновение он не смог. Но — и это было, пожалуй, самое главное — Аничкин успел рассмотреть значок организации, в которой служил незнакомец. Это был треугольный щит с двумя скрещенными мечами за ним.
«Вот здорово!» — пронеслось в голове Аничкина. Любого другого человека охватила бы мелкая дрожь при виде этой эмблемы. Для Володи же это был долгожданный миг. Он не удержался и расплылся в широкой улыбке.
Незнакомца, видимо, озадачила такая реакция на его корочки. Он внимательно посмотрел в глаза Аничкину, но ничего, кроме дружелюбия, в них не увидел.
— Я вижу, мы с тобой достигнем взаимопонимания.
Володя сел на тот самый стул, на котором только что сидел ректор.
— Моя фамилия Белов. Александр Николаевич.
— Очень приятно, — сказал Аничкин абсолютно искренне. Еще бы, ведь перед ним сидел настоящий чекист! Может быть, даже разведчик!
— Я хочу задать тебе несколько вопросов, Аничкин. И очень надеюсь, что ты честно и откровенно ответишь на них.
Володя с готовностью закивал. Этот Белов нравился ему все больше.
— Нехорошо получается, товарищ Аничкин. — Лицо Белова приняло официальное выражение. — Комсомолец, отличник, а интересуешься антисоветской литературой.
С этими словами он вытащил из папки знакомые уже Аничкину «Тайны КГБ».
Вообще-то Володя никогда не сомневался, что органам давно известно, кто, когда и в каком количестве читает самиздатскую литературу, — на то они и органы. И возможность такого разговора предвидел. Поэтому ответ у него был заготовлен заранее:
— Врага нужно знать в лицо, товарищ Белов.
— Похвальное желание. Но, согласись, знать мало, нужно еще искоренять.
Аничкин кивнул.
— Вот ты, например, что сделал для того, чтобы обезвредить человека, который дал тебе эту антисоветчину. — Белов указал на книгу, будто бы боясь до нее дотронуться. — Кстати, как его фамилия?
— Бронштейн, — с готовностью сказал Володя. Ему и в голову не пришло, что он совершает донос. В эту минуту он помогал органам госбезопасности разоблачить врага — не меньше.
— Правильно, — заглянув в какие-то бумаги, произнес Белов, — нам также известно, какую отповедь ты ему дал. Но этого мало. Ты должен был сообщить об этом.
— Я хотел… — Аничкин прижал руки к груди, — но не знал как.
Белов улыбнулся. Такая непосредственность, видимо, его развеселила. Он достал из папки какой-то бланк, заполнил его и протянул Володе:
— Вот. Придешь ко мне послезавтра, в девять утра. Адрес-то, я надеюсь, знаешь?
В этом вопросе содержалась скрытая ирония: вряд ли кому-нибудь в Москве было неизвестно, где находятся два серых, массивных, похожих на волнорезы здания КГБ.
— Да… да, знаю. На площади Дзержинского.
— Добро. Надеюсь, ты понимаешь, что наша встреча должна остаться между нами? Но зайдешь ты не на Дзержинского, а на Сретенку, в городское управление — УКГБ. Бело-голубой такой особнячок. Вот повестка с адресом.
Весь следующий день Аничкин порхал как на крыльях: завтра, завтра наступит тот долгожданный миг, когда он войдет в здание, где по коридорам ходят живые разведчики!
Утром он встал пораньше, тщательно побрился, надел свой лучший костюм и отправился на Сретенку, это оказалось почти рядом. Сердце часто стучало в груди, когда он, отыскав нужный подъезд, предъявил строгому милиционеру на вахте свою повестку. Аккуратно записав данные Аничкина в журнал, тот лаконично сказал:
— На лифте. Третий этаж, направо. Комната 325.
То, что Володя увидел внутри, несколько разочаровало его. По обычным учрежденческим коридорам ходили заурядные служащие, такие же как и везде, да хоть в ЖЭКе, таскали папки, бумаги разные… И никого, хоть мало-мальски похожего на Штирлица, не было.
«Ну не всем же работать разведчиками, — успокаивал себя Аничкин. — И потом, может быть, разведчики по заданиям разъехались».
Без труда найдя крашенную белой масляной краской дверь со стеклянной табличкой «325», он постучал. Из-за двери немедленно послышался голос Белова:
— Да, войдите.
Самая обычная комната в самой обычной организации. Стол. Два шкафа, набитые папками. Пара стульев и небольшой кожаный диванчик. Если бы не Дзержинский на стене вместо Ленина, ни за что не догадаешься, где находишься.
