Дуглас Коулман работал в этой лаборатории с 1958 по 1991 год. У него было дружелюбное лицо, которое выглядело крупнее из-за залысин и слишком больших очков. Коулман вырос в Канаде, у него рано появился интерес к науке, который привел его сначала в Университет Макмастера, а затем в Висконсинский университет, где Дуглас получил степень в области биохимии в 1958 году. Коулман планировал вернуться в Канаду, но там перспективы для науки оказались не очень хорошими. Так что он принял предложение поработать в Лаборатории Джексона, надеясь остаться там на год или два. Но, как он сам вспоминал незадолго до смерти в 2014 году: «В лаборатории была очень воодушевляющая обстановка, отличные коллеги и мышиные модели болезней мирового класса, так что вся моя карьера развивалась в Бар-Харбор. Хотя ранее никогда и не думал, что буду работать с ожирением и диабетом…».
Однажды в 1965 году один из исследователей попросил помощи Коулмана в описании новой разновидности мышей с ожирением, только что выведенной в лаборатории. Эти мыши, названные db, отличались от мышей ob. Они страдали ожирением, но форма диабета у них была более серьезной. Коулман изучал их неделями и выдвинул гипотезу: должно быть что-то в крови мыши db, что вызывает обострение болезни. Он провел эксперимент, в котором кровь мыши db переливали мыши ob, чтобы посмотреть, что изменится у второй. Используя технику, в физиологии именуемую парабиозом, он сшивал участки ткани двух животных, что позволяло их кровотоку смешиваться. Если в крови мыши db имелось что-то, вызывающее серьезный диабет, то у мыши ob скоро появились бы те же самые симптомы.
После деликатной работы по хирургической подготовке мышей Коулман начал ждать результатов. Но они оказались совершенно не такими, каких можно было ожидать. После того, как кровотоки двух животных смешались, и мышь ob начала получать кровь от мыши db, у первой вовсе не появились те же симптомы, что у последней. Диабет и ожирение не стали хуже, как думал Коулман. Вместо это мышь ob похудела. Грызун, бывший в три раза больше обычных сородичей, не способный прекратить есть, теперь потерял аппетит и отказывался от пищи, несмотря на признаки слабости. Мышь ob настолько потеряла аппетит, что просто умерла от голода.
Но в то же время с мышью db не произошло никаких изменений. Нехватка аппетита и худоба не были теми чертами, которые проявлялись у обоих животных перед опытом, и вот теперь они появились не пойми откуда у ob. Коулман соединил нормальную мышь с мышью db, чтобы посмотреть, что произойдет. Удивительно, но обычное животное тоже потеряло аппетит и умерло от голода.
Изумленный Коулман принялся изучать новую сложную головоломку. Имелось нечто, циркулирующее в крови мыши db и обладающее способностью очень сильно подавлять аппетит. Этот фактор заставлял обычную мышь и мышь ob отказываться от еды, но не действовал на способность к поглощению пищи мышью db. Ученый предположил, что мышь db страдала ожирением, поскольку не могла отреагировать на то, что находилось у нее в крови, а мышь ob страдала ожирением, поскольку ее организм это вещество не вырабатывал. Коулман был воодушевлен, осознав, что это соединение, каковым бы оно ни было, может стать лекарством от ожирения.
В больницу
Вес Лейлы превысил норму в три раза, а все полученные ею медицинские советы не решили проблему. Она стала такой тяжелой, что стало трудно просто ходить, ее бедра терлись друг о друга и возникали ссадины, а врачам пришлось сделать операцию на лодыжках девочки, чтобы убрать последствия повреждений, возникших от чрезмерного веса. Для того чтобы ей было легче двигаться, было проведено несколько сеансов липосакции. Это помогло на некоторое время, но неестественный аппетит Лейлы никуда не делся, и жир вернулся уже через несколько месяцев.
Вскоре ей пришлось бы отказаться от забав на школьном дворе с друзьями или игр во дворе с братьями и сестрами. Лейла была не способна жить нормальной жизнью ребенка и, само собой, чувствовала отчаяние. И все же она не могла прекратить есть.
Доктора Лейлы не знали, что делать дальше, и предложили поместить ее в больницу, где можно будет контролировать ее доступ к пище. Лейле было всего семь, и ее ждала жизнь далеко от дома. Ее родители не могли поверить, что дошло до такого. Когда Лейла оказалась в больнице, персонал начал жестко регулировать ее рацион и вести записи. Девочку часто взвешивали, постоянно отслеживали уровень гормонов и маркеров метаболизма. Через несколько недель врачи заметили, что прирост веса замедлился. Естественно, они подумали, что это шаг в правильном направлении. Но месяцы шли, и хотя все ожидали увидеть потерю веса, ее все не было и не было. Через шесть месяцев после появления в больнице Лейла продолжала аккумулировать жир, хотя и несколько медленнее.
То, что она продолжала набирать вес в такой контролируемой обстановке, не имело рационального объяснения. Хуже того, в семье появился второй пациент с теми же симптомами. Ее двухлетний двоюродный брат беспрерывно ел и тоже страдал ожирением. Нечто необъяснимое поразило его, как и сестру.
Рожденный для науки
Открытия Коулмана 1973 года, связанные с ob/db, привлекли внимание научного мира к нечто таинственному в крови, что может подавлять аппетит. Несколько лабораторий вступили в состязание в попытке отыскать это соединение. Нашедший его первым совершил бы серьезный прорыв, и на него обрушилась бы лавина похвал. Сам Коулман годами пытался выделить искомое из крови мыши db, но задача оказалась более сложной, чем он ожидал. Время шло, и начал возникать вопрос — существует ли это вещество? Требовалась новое поколение ученых, специализирующихся в молекулярной биологии, чтобы разгадать загадку.
Например, Джеффри Фридман.
Он был рожден для науки, но не знал об этом, пока не дожил почти до тридцати лет. Сейчас, разменяв седьмой десяток, Фридман может похвастаться ростом более шести футов, кудрявыми каштановыми волосами и очками в тонкой оправе. Учитывая рост, он поначалу попытался сделать карьеру в спорте. Как говорит он сам: «Я был реально хорошим баскетболистом. Я мог играть наравне с лучшими. И в теннис я играл тоже очень достойно. Но я был на пару лет младше, чем некоторые парни с моего потока, и физически созревал с опозданием, так что не мог конкурировать с ними в университете. Однако я тратил на спорт больше времени и усилий, чем на что-либо еще». Это были признаки склонного к борьбе и конкуренции характера, сыгравшего значимую роль в карьере ученого.
В старших классах семья подталкивала Фридмана к тому, чтобы он посвятил жизнь медицине. Он говорил: «Все мои дедушки и бабушки были иммигрантами. А среди иммигрантов-евреев имелась склонность к профессии медика, поскольку это респектабельный и надежный способ заработать на жизнь. Мой отец был врачом, и думаю, он всегда ожидал, что я стану таким же… Когда стало ясно, что как спортсмен я ничего не добьюсь, родители предложили мне пройти прошел шестилетнюю медицинскую программу в Политехническом институте Ренсселера». Если верить Фридману, то они видели, что медицина — его судьба.
Во время обучения Фридман попробовал себя в качестве исследователя, но первые попытки оказались не очень впечатляющими. Он отправил статью в Journal Clinical Investigation[20] (JCI). Первый ответ был с отказом, но длинным и подробным, в нем объяснялось, какие в работе есть недостатки и как их можно исправить. Второй просто гласил, что статью нельзя публиковать ни в JCI, ни еще где-либо. Фридман вспоминает: «Никогда не забуду эти рецензии. Откровенно говоря, в то время я думал, что публикация была монументальным интеллектуальным прорывом, и я не надеялся, честно говоря, что напишу научную статью, которую когда-нибудь напечатают».
