Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
книгу и продолжала рассказ. Плохо понимая, куда иду, я шла вперед, как движутся заблудившиеся в лесу на шум дороги – на невнятный шум, доносившийся откуда-то… не знаю. Просто шла. И история всегда кончалась.
Один раз сестра сказала мне:
– Они тебя любят больше. А их подруга – я.
Олька и Рушанка приносили мне подарки – конфеты, цветы, оборванные с клумбы, заботливо опекаемой Таней Май, или вкладыши от жвачки.
– Не-ет, – успокоила ее я. – Они просто хотят, чтоб я придумала им какие-то особые истории в обход твоей. Но дудки. Для тебя будут самые лучшие!
Впрочем, потом мои истории им надоели. Малявки больше не мешали мне читать, но почему-то стало жаль, что не мешают.
Когда сестра училась во втором классе, они с Рушанкой впервые распробовали матерные слова. Шли по школе и хором скандировали все, которые знали (Да разве их много? Как раз хватит для второклассниц!), и попались прямехонько в лапы к одноглазой завучихе, ужасу нашей школы. Она сделала им записи в дневниках – красными чернилами – попросила родителей прийти в школу.
Сестра рассказала об этом мне. Без мата, зато с рыданиями. У нее волосы были заплетены в две косички. Казалось, каждая из них тоже роняла слезы, так она горько плакала. Оттопыренные уши горели. Нос пускал пузыри.
– Я-а-а плоха-а-ая…
– Слушай, а это после какого урока было? Не после третьего? Вы перед этим в столовую не ходили? – спросила я.
– Хо-хо-ходили…
– Слушай… – В моей голове уже начинало складываться кое-что. – А ведь вы были не виноваты! Вы ведь ели в столовке кашу?
Она кивнула.
– Это каша! Это была матерная каша! Знаешь, наверно, повариха, когда варила, немножко капнула себе на руку и обожглась – и ругнулась… А в каше, бывает, такое волшебное зернышко… иногда… которое слышит все слова, которые сказаны над ним, и запоминает их… и кто это зернышко съест, обязательно повторит эти слова…
Сестра смотрела на меня, забыв как дышать.
– Так быва-а-а-ает?
– Ну… ведь вы же никогда раньше не ругались. А тут: шли по второму этажу и кричали маты. Разве этому может быть рациональное объяснение? Какие еще гипотезы у тебя есть?
Сестра совсем растерялась. У нее не было гипотез. Даже если бы она знала, что это такое.
– А ма-а-ама поверит?
– А ты ей не говори!
– А… дневник?
– Давай сюда! – Я взяла дневник сестры и выдрала оттуда страницу: – Все! Никаких больше записей! – Я скомкала лист из дневника и засунула его в ящик письменного стола.
– А если… о-она… она позвонит…
– Я возьму трубку. У меня взрослый голос.
Но завучиха так и не позвонила. А если бы и позвонила, это бы очень мало значило: после той истории, через несколько дней, умер папа.
Смятую страницу из дневника я сохранила. Мне нравилось воображать, как Наташка и Рушанка идут по второму этажу школы и наперебой орут маты. Им так весело, как будто они сбежали из лап злой ведьмы, одурачив ее. Но на самом деле они шли в лапы к самой страшной ведьме, и это была не наша завуч.
Я толкнула маму, тарелка выскользнула из мокрых рук и разбилась.
То лето я помню очень хорошо. Сестра перебралась в третий класс, а я – в седьмой.
Было очень много солнца, травы во дворе поднялись в человеческий рост, на детской площадке покрасили качели. У одной из кошек, живших в нашем подъезде, родились котята.
Сначала у них были слепые глазки и круглые ушки, и мама-кошка прятала их где-то высоко на чердаке. А потом глазки открылись, ушки заострились, проснулся интерес к миру – и котики стали выбираться наружу. Они ничего не понимали и всего боялись. Особенно человеков.
Котиков было три существа неизвестного пола, но девочки сразу решили, что их зовут Наташа, Оля и Рушана. Наташа и Оля серенькие, а Рушана с рыжиной и покрупнее (ну, было некоторое сходство). Девочки ничего не понимали и ничего не боялись. Особенно котиков.
Как малявкам удалось их поймать, я не знаю, но восторгам не было предела.
Я сидела у подъезда на лавке и читала книгу.
– Смотри, Лена, смотри! – Наташка запеленала котенка, как младенца. Маленькая головка торчала из свернутой валиком куртки. Котенок то и дело издавал душераздирающее «мяу», а она принималась его качать, напевая: – А-а-а, а-а-а, а-а-а…
– А моя спит, как ангелочек! – Своего «ребенка» Рушанка завернула так плотно, что он и пикнуть не мог.
– Ай-ай-ай! – Олькин котик вырвался на свободу, тяпнув ее предварительно за палец.
– Так! – не выдержала я. – Вы что делаете, изверги? А ну быстро отпустите животных!
– Мы игра-а-аем! – начала сестра. – Мы же понарошку!
– Им больно! Неужели вы не понимаете, что им больно! Это же звери! Маленькие, как вы! А если бы вас так! Замотать и сдавить изо всех сил! Девочки, ну как вам не стыдно!
Я никогда не говорила таких слов. «Как вам не стыдно» – это учительское, противное. Но я ведь имела право это сказать! Имела же? Имела. И я говорила и говорила:
– Как вам не стыдно! Это же маленькие, беззащитные существа! Они хотят к маме! Она плачет и ищет их! Ходит и спрашивает всех: «Где мои дети? Где мои серенькие Наташа и Оля и рыженькая Рушана! Где мои дети?» И плачет по-кошачьи.
У Рушанки задрожали губы. Олька закрутилась вокруг себя, чтоб увидеть, где бродит безутешная мама-кошка, а Наташка молча распеленала своего «младенца», который прыгнул на асфальт и дал стрекача.
– Нельзя так поступать с животными! Мы же люди! Мы должны заботиться о них, а не мучить!
Рушанка шмыгнула носом, размотала куртку, и почуявший свободу котенок спрыгнул на землю и громко мяукнул, словно призывая весь мир в свидетели свершившегося преступления. Шерсть у него на спине стояла дыбом, наэлектризованная страхом.
– Мы больше не будем! – протянули три подружки. – Мы не хоте-е-ели!
С видом великого учителя жизни я, поджав губы, посмотрела на виновниц преступления:
– Я надеюсь, такого больше никогда не повторится!
Через неделю кто-то – о ком мы так никогда и не узнали – убил всех трех котят. Их тела с раздавленными чем-то тяжелым головками сложили в кучку возле подъезда.
Наташка, Олька и Рушанка ревели так, что о случившемся знали, наверное, даже на другом конце Урицкого. Даже несмышленая Лиза Май ревела – просто, видимо, за компанию.
– Ко-о-отики! Ко-отики!
Я не знала, кого утешать.
– Тихо, тихо! – старалась перекричать их. – Пожалуйста, девочки!
Рушанка рыдала басовито, Олька тоненько, Наташка как будто скулила сквозь зубы. Три пары глаз, брызжущих слезами горючими,
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57