неожиданное утверждение, Гийом вскинул голову.
– Да. Препоручая нашим заботам своих оруженосцев, он выразился так: «Гийому уже довелось побывать в гостях у сарацин». А потом мрачно пошутил на тот счет, что Генрих окажется менее снисходительным тюремщиком, чем Саладин.
Для Гийома несносна была мысль, что король счел его недостойным. Но даже знакомство с истинной подоплекой принесло ему мало облегчения. Никогда еще государю не грозила более серьезная опасность, а он-то, Гийом, окажется за сотни миль от него, не в силах помочь. Когда рыцарь тяжело опустился на крышку сундука, Жан положил руку ему на плечо, крепко стиснул, затем вышел, давая брату время побыть одному.
Гийом недолго пробыл в шатре. Осушив флягу, он последовал за братом на палубу, где протолкался к борту. И стоял там, не говоря ни слова и не шевелясь, пока пиратская галера не скрылась из виду.
Глава II
На борту пиратской галеры «Морской волк». Адриатическое море
Ноябрь 1192 г.
Ричард привык общаться со смертью на «ты», но никогда та не вела себя так назойливо и дерзко. После того как галера неожиданно накренилась и его с силой ударило о доски палубы, все тело болело, как будто по нему молотили сарацинские палицы, во рту до сих пор ощущался привкус крови. Шатер не защищал от пронизывающих струй дождя, потому что его парусиновую ткань изодрало ветром. Путешественники сбились в кучу, стараясь согреться, и крепко цеплялись друг за друга, чтобы не смыло за борт. Один из пиратов оступился и полетел бы в воду, если бы не сила Гийена де л’Этанга – великан ухватил бедолагу за щиколотку и держал до тех пор, пока прочие члены команды не подоспели на помощь и не втащили его на палубу. С началом шторма у всех, даже у матросов, открылась страшная морская болезнь, и в шатре ощущался резкий запах рвоты, пота и страха.
Когда «Морской волк» взбирался на гребень очередной волны, путешественники сжимались. Предводитель пиратов Георгиос сказал, что у них есть шанс до тех пор, пока рулевой Спиро сможет удерживать корабль от разворота бортом к волне. Однако соскальзывать в промежуток между валами, промокая от пролетающих над галерой ледяных брызг, было жутко. Всякий раз, когда это происходило, пассажиры на один леденящий миг испытывали ощущение, что это падение никогда не остановится. Однако корабль продолжал сражаться с морем и снова взбирался на волну, и тогда эти люди издавали вздох облегчения, думая о Боге, о своих женах, о родной земле.
А вот Ричард думал о проведенной в бреду ночи в Яффе, когда умирал от четырехдневной лихорадки. Он тогда грезил и видел перед собой покойного брата Жоффруа. Тот смеялся, стоя в тени близ его постели. Смежив веки, король и сейчас слышал отзвук насмешливого, с ленцой, голоса: «Взгляни правде в лицо, Ричард: тебе не дожить до седых волос. Другие мужчины пылают страстью к женщинам. Ты же пылаешь страстью к Смерти, и только к ней. Ты преследуешь ее, как ополоумевший от любви юнец, и рано или поздно эта дама сжалится над тобой и позволит себя поймать».
– Нет, – отрезал вдруг Ричард. – Не бывать тому!
Он не гнался за Смертью, не стремился нырнуть за ней в темные глубины этого холодного, прожорливого моря. Стоявшие рядом повернулись на звук голоса, и глаза их вспыхнули надеждой, поскольку эти люди внимали каждому его звуку, как будто он один обладал силой спасти их. Люди уповали на него с тех самых пор, когда в двадцать один год Ричард взял неприступный замок Тайбур, гордо доказав миру и отцу, что разбирается в тайнах войны так, как епископ разбирается в тайнах священного писания. Но на поле боя он знал, где искать ответ, знал, что делать. А вот на раскачивающейся палубе «Морского волка» был также беспомощен, как юный Арн.
– Господин король! – В шатер нетвердой походкой вошел Петрос, а следом за ним пожаловал предводитель пиратов. Он присел на корточки рядом с моряком из Мессины, выступавшим в качестве толмача. Георгиос еще не утратил лихой вид, но как-то полинял, а темные глаза выдавали озабоченность, пусть даже манеры говорили об обратном.
– Он просит меня передать вам, что рулевой не может определиться с курсом, – начал переводить Петрос. – Пока темнота и шторм не позволяют разглядеть берег, ему не определить наше местонахождение.
Хотя весть была неприятной, никто не вздумал возражать моряку, поскольку днем справа по борту были замечены обрывистые утесы – стоит галере приблизиться к земле, и она будет разбита в щепы, если только не удастся обнаружить притаившуюся во тьме бухточку или гавань. Георгиос снова заговорил, и Петрос навострил уши.
– Капитану никогда не доводилось видеть такого свирепого шторма, господин. Любой матрос знает, говорит он, что женщины и мертвецы на корабле предвещают несчастье. Но вот о приносящих несчастье королей слышит впервые.
– Ну и чудеса, – отозвался Ричард. – Мне как раз пришла такая же мысль, но насчет пиратов.
Когда его шутку перевели Георгиосу, тот улыбнулся, но то была лишь бледная тень обычной бодрой ухмылки. Прежде, чем он успел ответить, с палубы донесся крик. Все в шатре напряглись, ибо хоть и не разумели греческого, значение тревожного предупреждения поняли – приближается еще одна чудовищная волна.
Корабль вздрогнул как умирающий зверь. Вал был таким крутым, что нос галеры устремился к небу, а люди держались изо всех сил, зная, что худшее впереди. Корабль погрузился в белую пену, вода залила палубу. А затем началось падение в бездну, и в мире не осталось ничего, кроме кипящего моря. Ричард слышал перепуганные вопли «Иисусе!» и «Пресвятая Матерь!». Стоявший рядом Арн причитал по-немецки. Штевень совершенно зарылся в воду, и король не сомневался, что «Морской волк» обречен навеки упокоиться на дне Адриатического моря.
– Господи Боже, молю тебя, спаси нас, рабов твоих! – Голос Ричарда, привычный отдавать приказы на поле боя, перекрыл шум бури. – Дай нам достичь безопасной гавани, и я пожертвую сто тысяч дукатов на постройку твоего храма в том месте, где мы сойдем на берег! Не
