что.
Поначалу он и не понял даже, куда приехал, не слышал, кому Соня дозванивалась, с кем говорила. Лег спать под утро, успокоенный тем, что никакая Катя его здесь не найдет.
Проснулся поздно, долго соображал – где он, где Сонька.
Деревянный дом, все старомодно и добротно, белоснежное белье, на котором он, оказывается, спал в одежде.
Первым делом Митя нашел в рюкзаке зарядку от телефона, поставил его подкормить, а сам отправился исследовать свое новое пристанище.
По первым же фотографиям, которых на стенах было в изобилии, он понял, что это дача Анны, ее родителей. И, судя по всему, спал он на кровати ее великого отца.
Это приятно волновало. И кабинет его сохранился в целости.
Митя не мог оторваться от старых фотографий, записок, воспоминаний своего гениального коллеги. Многое казалось ему остроумным, восхищало, открывало совершенно новые факты о съемках самых известных фильмов.
Митя даже представил его здесь, в этом кресле, с печатной машинкой. Наверняка сюда приезжали сценаристы, сидели, курили, открывали вот эту самую форточку – великие люди касались ее руками.
Митя перегнулся через стол, открыл окно. В комнате сразу посвежело.
Удивительно, но здесь, на севере Подмосковья, было гораздо холоднее. Мало того, что не распустились деревья, так в низинах еще лежал серыми корками снег, а с теневой стороны дома висело несколько самых настоящих сосулек.
Митя бродил по большому запущенному участку, ощущая что-то новое для себя, покой, которого он давно не испытывал. Умилялся каждой малости, даже, опасливо озираясь, выглянул за скрипучую калитку.
На улице, как и ночью, когда они приехали, было безлюдно и тихо, только птицы звенели, перекрикивая далекий гул поезда. От ветра покачивались прошлогодние сухие листья, застрявшие в щели старого металлического почтового ящика. День был не то что солнечный, радостный – нет, скорее, спокойный, с несколькими светящимися прорехами в светло-сером небе.
В холодильнике нашлись продукты, купленные, видимо, вчера по дороге.
Он удивился, что не вспомнил об этом раньше, пожарил себе холостяцкую яичницу и, наслаждаясь одиночеством, еще погулял до темноты. Потом достал ноутбук и, чувствуя мощный прилив вдохновения, упал в работу, как падают в обморок, – не оглядываясь, не отвлекаясь, не слыша телефонных звонков.
Когда он не ответил на четвертый подряд, Соня встревожилась. Она весь день организовывала переговоры с продюсером, объясняла, руководила переездом, а внести изменения в сценарий должен был Митя – так договорились.
Лев Кириллович был зол как тысяча чертей, требовал немедленно «предъявить этого труса и алкоголика, который прячется за бабскую юбку», но Соня слезно пообещала, что в Москве они все нагонят.
В ближайшем пригороде нашли отличный старый особняк, в котором когда-то находилась знаменитая клиника профессора Стравинского, воспетая Булгаковым. Подходило идеально, добраться от города можно было за час, значит – никаких экспедиций.
Все более-менее складывалось, но Митя не отвечал.
Соня нервничала и проклинала себя за легкомыслие, обратиться же за помощью было не к кому – Георгий в эти дни был очень занят. На его плечи была возложена великая миссия по спасению человечества от Кати.
Исполнив свой конспиративно-водительский долг и пересадив, как он выразился, «светило отечественного кинематографа с няней» в такси, он развернулся и погнал назад, в Ярославль. К счастью, успел до рассвета, даже его парковочное место было свободно.
Выйдя из машины, оглядел ее, поискал следы недавнего бегства и, не найдя, удовлетворенно подумал, что вот он, пожилой деловой человек, ввязался в какие-то смешные игры киношной богемы, творческих людей и психопатов. Добровольно и всерьез. И теперь ему предстояло отловить нервную, очень опасную девочку и каким-то образом ее обезвредить, как обезвреживают бомбу с часовым механизмом: нужно перерезать один из десяти проводков, попытка всего одна, и время на исходе.
Соня все это отлично понимала, поэтому решила Георгия не отвлекать.
После некоторых колебаний сочла возможным рассказать обо всем Митиной жене. В конце концов, она не чужой ему человек.
К счастью, Маша оказалась в Москве. Она стоически спокойно выслушала сбивчивый Сонин рассказ, перебивая только там, где Соня и сама сбивалась с логики повествования. Про Катю она многое знала, но не могла представить, что мужу может грозить реальная опасность.
Когда Соня закончила, она спросила только адрес дачи, куда нужно было ехать.
– Адрес я тебе так не могу сказать, она же может нас прослушивать.
– Кто? – не поняла Маша.
– Катя. Но в Митином присутствии ты ее по имени не называй, он боится. Лучше о ней вообще не говорить. И сразу позвони мне, сразу же, как увидишь, что он жив и здоров, только сначала обойди дом, убедись, что ее там нет.
– Сонь… Ты не преувеличиваешь?
– Ты меня знаешь, я не склонна раздувать из мухи слона.
– Он там что, пил?
– Пил – это не то слово. Но я его не виню. Наоборот, я виню себя, как я могла бросить больного человека одного в чужом доме, в такой опасности…
– Какого больного человека? – ахнула Маша.
– Мужа твоего! Он совсем не в себе, ты сразу поймешь, ты сколько его не видела-то?
Маше стало страшно.
«Опасность… бред какой-то, какая опасность? Здоровый мужик прячется от девочки по чужим дачам? Ясно, что он допился до белой горячки, но Сонька-то не пьет!»
– Как узнать адрес? Ты пришлешь его зашифрованной телеграммой со своим агентом?
Соня помолчала. Обиделась. Поняла, что зря позвонила, зря рассказала все так эмоционально – не сможет ее понять эта глупая баба, которая живет рядом с Митей годами и ничего не замечает.
Сухо произнесла:
– Напротив офиса Льва Кирилловича есть «Шоколадница», ты ее должна знать. Приезжай и посиди там, у нас сейчас совещание, я постараюсь выскочить к тебе на минуту. Адрес скажу, а ты запомнишь, не записывай никуда.
И повесила трубку.
«Бред какой-то, – подумала Маша еще раз. Набрала телефон мужа – он был включен, но не отвечал, – а ведь он инженер по первому образованию, мог бы сейчас сидеть в конторе. И бабы не бегали бы за ним толпами по всей стране… Права моя мать была, ох, права…» – и пошла одеваться – времени оставалось в обрез.
Митя совсем не ждал жену. Он никого не ждал и надеялся на то, что о нем вообще на какое-то время все забудут. Все его мысли сейчас, как и почти всегда, занимала работа.
Он перекраивал сценарий, как старую юбку, из которой нужно было сшить ребенку школьную курточку. Ночами до самого рассвета сидел за ноутбуком, курил, почти не ел, бесконечно пил кофе.
Разумеется, он не мог забыть о Кате. Она каждый день писала ему на электронную почту письма очень разного содержания – он
