немедленно и непременно в течение двадцати четырех часов обязывается дать знать о том в участке, предъявив в оный книгу, на которой подлежащий полицейский чиновник должен тогда своеручно отметить, что о прибывшем или выбывшем в Участковом управлении было объявлено, а виды прибывших, по записке в книгу, обязан возвратить по принадлежности непременно в тот же день, в который оные будут предъявлены в Управлении».
Господин Васильев, видимо, сей факт запамятовал или хотел что-то скрыть… О чём-то противоправном думать не хотелось. Закон ведь прямо указывает:
«При прописке видов на жительство в городе Санкт-Петербурге и его пригородах составляются адресные листки в двух экземплярах, из коих один передаётся Участковым управлением в Адресный стол, а другой остается в Участковом управлении».
– Хорошо, можете быть свободны, – сказал Филиппов посыльному, затем перечитал фамилии и подошёл к окну. Со второго этажа он видел с правой стороны львиные силуэты, а с левой – Офицерскую улицу, по которой катил на экипажах или шёл пешком петербургский люд. Впереди новый день, наполненный неизвестностью, особенно для разыскивающих преступников сыскных агентов. Мысли крутились вокруг фамилий, указанных на сером листе бумаги.
Владимир Гаврилович направился к выходу. У дежурного чиновника поинтересовался, где находится Власков. На что получил ответ, что Николай Семёнович отбыл в Охтинский участок по его же, Филиппова, заданию.
Вернулся в кабинет, хотел сам поехать и разузнать: кто такие эти трое? Откуда прибыли в столицу? Какого роду-племени? Но здравый смысл взял верх – текущей работой должны заниматься агенты. Пусть проедутся в Адресный стол.
Через два часа на столе Филиппова лежала новая бумага. Посланный в Адресный стол доложил, что помощник начальника Василевский распорядился оказать содействие и в краткие сроки разыскать искомые карточки.
Владимир Гаврилович улыбнулся в пышные усы. Он предварительно телефонировал в Адресный стол, и его соединили именно с Михаилом Петровичем. Последний сослался на обстоятельства и пожаловался, что в нынешнее время, в преддверии юбилея, в столицу съезжаются многие: и чиновники, и люди дворянского сословия, военные и даже крестьяне, поэтому для помощи нет времени. Пришлось пуститься в уговоры, в результате которых данные на троих приезжих легли на стол перед начальником сыскной полиции.
Оказалось, что все трое прибыли из одного места – деревни Ивановка Старицкого уезда Тверской губернии, все из крестьян, и отбыли обратно за три дня до убийства Анциферовых.
Доктор Стеценко не стал затягивать со вскрытием трупов. И он же сообщил о дне смерти. Получалось, что сначала убили Анциферовых, а через день – чету Андреевых.
Всё равно что-то не складывалось. Если предполагаемые убийцы прибыли в город за две недели до печальных событий, то чем они занимались? Следили за двумя семействами? Не очень-то похоже. Уж скорее встречались с человеком, который их вызвал и навёл. Значит, стоит проверить, прежде всего, действительно ли приезжие проживают в деревне Ивановка. Если так, то они непременно должны были получить весточку из столицы, чтобы в нужное время появиться здесь. Если телеграмму, то можно отследить, а вот если письмо… здесь концов не найти, тем более если троица прибыла с поддельными или чужими паспортами.
Глава 10
Власков ободрился заданием начальника сыскной полиции. Его распирало от гордости – ведь Филиппов поручил ему узнать сведения по убийствам, а не каким-то кражам, которые сам же Николай Семёнович не считал серьёзным делом. Сначала он направился к Коське Угрюмому, который уже лет десять делился сведениями о преступном сообществе столицы. Может быть, да и наверняка, многого недоговаривал, но информацию поставлял первостатейную. И вот сейчас предстояла непростая встреча. Прежде всего надо было передать записку о времени и месте, где и когда они смогут поговорить, – Власков оберегал своего секретного сотрудника и не хотел, чтобы тот в результате необдуманных действий попал, как говорят в их среде, «на перо».
Коська Угрюмый, по рождению Константин Иванович Устюжанинов, за свою жизнь поменял с десяток паспортов. И если спросить, какие стояли в них имена, вряд ли смог бы припомнить.
Коренастый, с широкой грудью и короткими руками, оканчивающимися большими ладонями, пальцами которых он мог гнуть серебряные рубли, – Коська сидел с утра в трактире на Большом проспекте Васильевского острова и пил из блюдца горячий чай. Перед ним стоял самовар, исходящий едва ощутимым дымом берёзовой щепы, и две тарелки: в одной – тонкие кружевные блины, в другой – густая, словно масло, сметана. Короткие волосы окаймляли голову с торчащими большими ушами. Брови сходились на переносице одной линией, а под носом расположились усы, которых Коська не сбривал со дня появления, только периодически стриг их до тонкой полоски или оставлял пышными, как у казаков.
Когда курносый мальчишка лет шести подошел к столу, Угрюмый свернул блин и протянул сорванцу. Тот улыбнулся и что-то тихо сказал. Коська кивнул на тарелку, и мальчишка, взяв ещё один блин, быстрым шагом покинул заведение.
Угрюмый продолжал, всё так же не спеша, наслаждаться чаем. Через четверть часа расплатился, сунул руки в карманы и вышел на довольно оживлённую улицу. По тротуарам сновал рабочий и торговый люд, проезжали телеги, гнали экипажи и коляски извозчики, унося пассажиров по озвученным адресам.
Коська посмотрел сперва вправо, потом влево, словно стоял в нерешительности – в какую сторону ему двинуть. Но спустя минуту направился в сторону церкви Святой Екатерины. Дойдя до каменного здания светло-зелёного цвета с четырьмя высокими колоннами, перешёл проспект, едва не попав под колёса пролётки. Матерно выругался вполголоса, погрозив вослед извозчику, и продолжил путь, иногда украдкой оглядываясь, не следует ли кто за ним.
По Кадетской линии вышел к Университетской набережной, направился к металлическому ограждению. Большая Нева медленно несла тёмные воды к заливу. Сновали с берега на берег небольшие лодки. Текла мирная размеренная жизнь.
Хотя до Николаевского моста и было ближе, чем до Дворцового, Угрюмый направил стопы в сторону дальнего. От него до места встречи всего-то ничего, если взять извозчика.
Перед самым Дворцовым мостом Коська не выдержал пешего хождения и остановил коляску, которой управлял рыжий малый в фуражке, заломленной на затылок.
– На Караванную. – И добавил: – Доходный дом купца Фокина знаешь?
– Господин хороший, до Караванной домчимся вмиг.
– Ну, поезжай, – Угрюмый почувствовал себя барином. Не надо ноги по самое «не балуй» снашивать. Проедется с комфортом и ветерком. Нужно ж и себе какой-никакой праздник устраивать иной раз.
Коська откинулся на мягкое сиденье и сложил руки на груди.
Мимо проносились дома, магазины, люди, но Угрюмый не терял бдительности. Нет-нет, да и обернётся.
Не доезжая сотни аршин до доходного дома, Коська вальяжно ступил на ступеньку коляски, как бы невзначай посмотрел
