шестой. Оказалось, что и тут ему нужны были только два квартала.
В итоге он добыл по две коробки с девяностого по двухтысячный и принялся скрупулёзно изучать дела, откладывая в сторону только те, которые могли его заинтересовать.
— Зачем ты это делаешь? — спросил возникший рядом Кирилл.
— Ты сам сказал идти в архив, — поднял голову Марк.
— Я не про это. Зачем ты строишь из себя неженку и мажора?
— Дебилам многое сходит с рук, — усмехнулся Марк.
— А если серьезно? — не унимался Калинин.
— Я серьезен как никогда.
— Не хочешь говорить — не надо.
— Да просто рос в такой среде, где сила твоей сущности и размер кошелька решает многое. Моя деятельность среди десяток считается чем-то ненормальным. Всем известно, что десятки должны быть либо политиками, либо бизнесменами, либо мажорами, трахающими эскортниц на собственной яхте. А я кто? Археолог. Позорище какое!
Кирилл ничего не ответил, взял несколько папок, отложенных Марком, и пролистал их.
— Значит, маньяк?
— Везде одно и то же. По две-три пропажи в год. А это только девяностые, и я ищу только станцию Озерки, а там, наверное, еще куча всяких поселков, — ответил Марк. — А у тебя?
— Двести сорок дел за восемь лет. Но именно о пропаже людей — пятьдесят два.
— Пятьдесят два... А у меня... раз, два, три, десять, двадцать пять... сорок одно.
— Девяносто три пропавших без вести за восемнадцать лет, — присвистнул Кирилл.
— Пять человек в год, — подтвердил Марк. — Но может, кто-то нашелся? Нам нужны архивы людей.
— Но сначала надо просмотреть более ранние года и собрать все в кучу, — деловито решил Кирилл. — А в область поедем завтра.
Глава 5
Пять человек в год пропадало в районе станции Озерки, начиная с восемьдесят четвертого года. Люди бесследно исчезали с апреля по сентябрь, и никто не связывал эти дела в единое целое. До ночи они с Кириллом просматривали дела, сводки, статьи в людских газетах. Никто из людей и не думал поднимать тревогу.
Акудзины наверняка считали, что это орудует людской маньяк, ну или просто люди тонули или терялись в ближайшем лесу, и их тела не могли отыскать. Но почему людей не интересовало то, что в одной, довольно отделенной от главных дорог местности пропадают свои же, они понять не смогли.
Кирилл не выявил связи между пропадавшими. С списках значились и мужчины, и женщины, и дети, и старики, и молодежь. Они сделали отдельный список с данными жертв, который распечатали в двух экземплярах и взяли с собой.
Ехать решили каждый на своей машине и встретиться у станции. Поэтому Марк в одиночестве гнал Brabus по скоростному шоссе, размышляя, почему он это делает, и чем его так заинтересовали эти дела. Ответить на эти вопросы он так и не смог, поэтому решил, что и думать о них не стоит. Все идет, как идет, своим чередом, и к чему-нибудь приведет.
Приближение лета за городом ощущалось острее, чем в большом мегаполисе. Поля, проносившиеся мимо, уже покрылись зеленью, листья на деревьях набирали пышность и цвет. Многочисленные дачники везли скраб в свои СНТ на набитых под завязку седанах и в переполненных электричках. Скоро поселки наполнятся смехом, отправленных на каникулы школьников.
Поселок городского типа Озерки Озерковского района расположился вдали от основных магистралей. Вокруг него кучно разместились многочисленные дачи, деревни и СНТ.
В самом поселке была сосредоточена вся жизнь: два десятка двух-трехэтажных многоквартирных домов, обширный частный сектор, магазины, рынок, церквушка, клуб, школа и детский сад. А еще станция Озерки оказалась узловой, так что на десятке путей можно было заметить и грузовые составы, и поезда дальнего следования, и обычные пригородные, потрепанные временем электрички.
На площади перед станцией стояли магазины с продуктами, стройматериалами, расположился стихийный рынок. В одноэтажном здании желтого цвета находился зал ожидания и кассы. Тут же неподалеку автобусная остановка и парковка, которую оккупировали местные таксисты.
В будний день народу тут было не то, чтобы много, но хватало. Марк нашел свободное место на парковке между двумя жигулями с шашечками на крыше, и, до этого подпрыгивавший на колдобинах Brabus, наконец получил передышку.
Машину тут же обступила местная детвора и таксисты. Они качали головами, оценивая необычную для их местности машину, о чем-то переговаривались. Один даже спросил у Марка сколько жрет этот монстр, на что получил просто убийственный взгляд и поспешил затеряться среди коллег.
— Надо было ехать на моей, — усмехнулся Кирилл, показывая на свою Хонду.
Он уже припарковался и с невомостимустью наблюдал за появлением Марка на станции.
— Чем тебе не угодила моя машина?
— Тем, что она очень приметная, а мы не должны привлекать к себе внимания, — мягко как ребенку объяснил Калинин.
— Допустим, но Эскалейд у меня тоже приметный, а покупать старье ради одной поездки смыла не вижу, ровно, как и ехать с тобой. Все равно потом будем прыгать.
Кирилл пожал плечами и повел Марка на платформу станции.
— Надо перейти пути по верху, а там недалеко местный участок.
— И как это происходит? Что мы им скажем? — спросил Марк.
— На месте сориентируемся, — ответил Кирилл так, будто уже не один год проработал в отделе, и ему навязали новичка, которого надо научить хоть чему-то.
Марк закатил глаза, но ничего не ответил, решив, пусть Кирилл сам разбирается, а он просто подстрахует.
Местное отделение милиции располагалось в двухэтажном здании почти в самом центре поселка. Кирилл открыл тяжёлую железную дверь и вошёл внутрь, Марк последовал за ним. За дверью оказался длинный коридор. Слева каморка дежурного, справа ряд школьных стульев.
— Подыграй, — бросил ему через плечо Кирилл и подошел к дежурному.
Марк не понял, в чем он должен подыграть, но переспрашивать не стал, потому что Кирилл, облокотившись на столешницу, уже заглянул в окошко.
— Доброе утро. Нам бы подать заявление об угоне.
— Что угнали? — не отрываясь от телефона спросил молодой сержант.
— Мою молодость, — буркнул Кирилл, но парень его услышал.
— Мы разводами не занимаемся, если только она вас не била. Била? — он поднял глаза на Калинина и улыбнулся во все тридцать два.
— Очень смешно, — фыркнул Кирилл. — У моего друга угнали машину, дорогую, между прочим.
Он кивнул на Марка, который флегматично разглядывал пожелтевший от
