Амнон сестре: «Встань и уйди»…
Она ж — упрямиться, кричать истошно:
«Мной овладел ты хуже чем бандит,
Прогнать меня — зло будет ещё большим».
Но брат не слушал, дал слуге приказ
Прочь гнать Фамарь по гравия дорожке.
Она в семейной жизни что балласт -
Сожгла его любимые лепёшки,
По-человечески не отдалась.
Когда владел он ею через силу,
Царапалась, кусалась и дралась,
Чуть глаза хулиганка не лишила.
Фамарь в той оказалась западне
В одежде царской дочери-девицы.
Когда ж слуга захлопнул дверь за ней,
Несчастной было впору утопиться,
Рвала одежды, женщиною став,
Вопила о беде. За ней от платья
Тащился шлейф, оторванный рукав,
Как девство, что к одежде не приладить.
Сказал тогда ей брат Авессалом:
«Уж не Амнон ли был с тобою, брат твой?
Молчи, не сокрушайся о былом,
Потерянное не вернёшь обратно.
Ведь он — твой брат и своим сердцем ты
Не сокрушайся впредь об этом деле»…
С такой вот философской высоты
На девственность и честь тогда глядели.
Фамарь же в одиночестве своём
Жила в дому Авессалома брата.
И было им так радостно вдвоём,
Что между ними не было разврата.
Когда про случай тот узнал отец,
Как первенец Амнон его подставил,
Разгневался… Все думали конец
Настал Амнону. Как Иосиф Сталин,
Не сдержит царь эмоции свои,
Убьёт сынка. Что ждать от беспредела?
Но тот не опечалил сына и
Развратный дух не выпустил из тела.
Ибо любил Давид за нрав крутой
Сынка Амнона, первенец к тому же.
А чтобы к счастью гнать весь мир кнутом,
Израилю такой властитель нужен.
Авессалом же внешне подостыл,
С Амноном вёл себя лояльно внешне,
Но за сестры бесчестие и стыд
Амнона ненавидел безутешно.
Два года продержался от греха
Убить козла и убежать из дома…
Но подошёл здесь праздник пастуха,
Стрижение овец Авессалома.
Момент прекрасный, ибо в день такой
Гуляют все по древнему закону,
Секатор рядом, прямо под рукой,
Осталось заманить сюда Амнона.
Пришел просить отца Авессалом:
«Приди на праздник всем семейством, батя.
Пройдёмся по сусекам помелом,
Там выпивки с едой на всех нас хватит.
Пути до стрижки — пара дней ходьбы
Неутомительной тропою горной».
Не захотел сынку царь в тягость быть
И отказался, дескать, дел по горло.
«По крайней мере, пусть пойдёт туда
Амнон, мой брат» — Авессалом настойчив,
Немало приложил тогда труда
На уговоры, а Давид не хочет
Наследника пускать на торжество,
Спросил: зачем ему идти с тобою?
Но так и не решил царь тот кроссворд -
Убить Амнона будет не слабо ли?
Особенно когда при нём братья -
Такие у царя мелькали мысли,
А детектив про «Десять негритят»
Ещё не издала Агата Кристи.
На праздник царь Амнона отпустил,
С ним — царских сыновей, пусть оторвутся…
Потом себе он это не простит,
Когда с гулянки той не все вернутся.
(Здравствуй, мама, возвратились мы не все –
Остальные вон валяются в росе…)
* * *
Устроил царский пир Авессалом,
Сам пастухам своим сказал: «Смотрите,
Когда Амнон напьётся, под столом
Хоть черпаком его, но умертвите.
По силам вам мой выполнить приказ.
Вам пьяного зарезать, что барашка…
Нет, проще, ведь в отличие от нас
Бараны не слабеют после бражки».
Так пастушата в праздник пастуха
С Амноном поступили очень просто -
По горлу полоснули, и рука
Не дрогнула… Задался я вопросом:
А что на это братья по отцу?
Учил Давид их драться друг за дружку?
А те, увидев всё, доев мацу,
Допили спешно то, что было в кружках,
На мулов сели. Каждый к своему
Путь прорубал в неразберихе жуткой
И прочь скакал, покуда самому
Не сделали резекцию желудка.
Бежали резво из чужих дверей,
К своим же не особенно спешили,
Слух до Давида долетел скорей,
Что царских сыновей всех порешили.
Встал, на себе одежды разодрал,
Повергся в траву царь, рыдая тяжко.
И каждый царедворец всё подряд
Драл на себе, и пряжки, и подтяжки.
И лишь Самая сын, Ионадав,
Племянник у царя Давида хитрый,
Сказал царю, одежды рвать не став:
«Встань, царь, с земли и подними свой скипетр.
Ты не лишился всех сынов гуртом,
И скоро они будут здесь все вместе.
Амнона лишь убил Авессалом
За то, что тот сестру его бесчестил.
Он замысел вынашивал давно,
И вот удобный подвернулся случай,
Чтоб заманить Амнона на гумно
На стрижку ли овец или на случку -
Нет разницы теперь, когда он мёртв…»,
Да, был Ионадав и без диплома
На подлости горазд, хитёр, умён,
Он и подговорил Авессалома.
К царю Гессурскому Авессалом
Сбежал тогда без всяких экстрадиций.
Насильнику досталось поделом,
И в чём-то я готов простить убийцу.
Похоже, также думал и Давид,
Утешился о смерти он Амнона,
Не стал спецслужбы привлекать свои
И возвращать сынка из-за кордона.
Глава 14. Экстрадиция Авессалома. Мягкотелость Давида
Царедворцы, царедворцы
До чего же вы хитры.
Всё вы видите, притворцы,
Через щелку, мне сдаётся,
Но храните до поры.
А когда для откровений
Обнаружите ходы,
Вы появитесь из тени
И царя благоволенье
Обретёте за труды.
Видит Иоав, Главком всех
Войск царя, что тот в тоске -
Сердцем царь с Авессаломом,
С сыном, что сбежал из дома
За границу налегке.
Грех его был очевиден
И в глаза бил, как фонарь -
Сына он убил Давида,
Но за дело — брат ехидный
Изнасиловал Фамарь.
Только сердцу не прикажешь…
Чтоб Давид так не грустил
По сынку, что прочих гаже,
Иоав, Главком отважный,
Пособить царю решил.
Пусть, балдея от истомы,
Примет царь Давид совет
Женщины красивой, скромной…
Перебрал Главком знакомых -
При дворе подобных нет.
Отослал людей в Фекою,
Взять блондинку поумней
С грудью как из силикона,
Чтобы царь в своих покоях
Успокоился на ней,
А не просто строил глазки.
Но в печали за страну
Опостылеют все ласки.
Без наследника огласки
Жди гражданскую войну
Между этими и теми,
Кто в тени лишь случай ждёт
(Всхожей прочих сучье семя)…
Царь с подобных опасений
Кого хочешь изведёт.
Иоаву это надо?
Как спасти царя? Изволь -
Из Фекойского театра
Женщину за две зарплаты
Привели на эту роль.
Притворилась, как велели, –
Обрела печальный
