Так много эмоций. Я начинаю реветь, задыхаясь в слезах.
Откуда их так много? Казалось, вся жидкость из моего тела выплеснулась во время секса…
— Тише, тише, — успокаивает, целуя.
— Скажи, что все будет хорошо.
— Все будет хорошо.
— Поклянись!
— Клянусь. На крови клянусь! — объясняет с хриплым смехом. — С меня повязка слетела. Так что ты мокрая и липкая не только от пота…
— Что? — пытаюсь оторвать голову.
— Ерунда. Лежи. Сейчас все исправлю. Ты же осталась довольная? — уточняет Глеб.
— Да. Я…
— Уверена? Потому что я только разогрелся.
Неужели не шутит?! Я и пальцем не могу пошевелить, а он…
— О боже. Ты хочешь меня затрахать до смерти?!
— Что-то вроде того, — целует. — Выдержишь?
— Я попробую…
Вопреки своим же словам Глеб падает на кровать и притягивает меня к себе алчно, вжимает в свое тело — липкое и горячее, протягивает дорожку поцелуев по шее. Сумасбродные и жаркие, с покусываниями.
— Прекрати! — прошу.
Но сама впиваясь пальцами в короткие, светлые волосы, чтобы он не отстранился. С упорством следопыта нахожу губы Бекетова, снующие всюду, и целую глубоко.
Вот так… Кайф… Тело искрит удовольствием, еще пьяное от ласки.
С трудом отрываюсь, только когда начинаю задыхаться, а в груди разливается пекло от недостатка кислорода.
Всхлипываю.
— Ты опять реветь собралась?
— Нет. Само выходит.
— Глупая. Реветь не стоит.
— Тебе говорить легко. Сейчас ты рядом, а потом…
Я отталкиваю Глеба ладонями, но он не сдвигается с места.
— Мне нужны гарантии.
— Я твоя гарантия. Этого достаточно?
— Только не сейчас, когда я не одна, а я — это трое! — напоминаю Глебу о том, что беременна двойней.
Он молча кивает и отправляется в ванную.
Мое сердце колет обидой.
Почему он опять ничего не сказал насчет беременности и детей.
Может быть, я зря на что-то надеюсь?
Вдруг он меня принимает цельной, а дети — это лишнее, и как только беременность достигнет таких размеров, что сексом нельзя будет заниматься, все прекратится?!
От таких мыслей становится тошно и холодно, влажные простыни мгновенно липнут к телу.
— Ты идешь или нет? — зовет издалека.
— Зачем?
— Спинку потереть, мля.
— Иду.
Ох, черт, а встать не так-то легко. Голова закружилась! Мгновенно сажусь обратно. Жду, пока комната перестанет раскачиваться, и только потом встаю.
— Долго же ты…
— У меня голова немного закружилась.
Глеб оборачивается резко и быстро покидает крохотную ванну, подойдя ко мне, роняя капли воды на кафель, треснувший по всем направлениям.
— Кружится голова? Болит? Тошнота? Ты головой не ударялась? Ничего не пила? Таблетки, например.
— Нет, ничего не пила. Кроме витаминов.
— Каких? — пытает Глеб.
— Они были в сумочке, ты ее выкинул.
— Да, потому что в подкладке могли быть отслеживающие устройства. Пойдем обратно.
— Но как же помыться? — капризничаю. — Я вся потная и…
Сам Глеб уже смыл с себя лишнее, быстро заменил повязку, но на мне все еще липковатые разводы пота с его кровью.
— Пойдем, я сам тебе спинку потру
Легко подхватывает меня и переставляет, как фарфоровую статуэтку, осторожно ставит под едва теплую воду.
— Б-р-р-р-р… Прохладная.
— Совсем не закаленная, что ли? Для меня это кипяток. К стене повернись.
В его приказной заботе мне чудится что-то непристойное.
Я поворачиваюсь спиной, пытаясь игнорировать огонек возбуждения внутри, но получается слабо.
Глеб опускает ладони с гелем, разносит пену по моему телу, обводит пальцами изгибы. Откровенно касается всюду, но не ласкает, просто трогает пальцами и ладонями, чтобы вымыть меня.
Кратковременная слабость уступает место сильному желанию.
Невыносимо чувствовать, когда он касается меня между ног, только чтобы вымыть, и не притрагивается к главному, не дает желаемое.
В очередной раз намыленные пальцы Глеба скользят между ягодиц, обводят по кругу тугое колечко.
Стону вслух, не сдержавшись.
— Прекрати!
— Сама прекрати. От твоих стонов у меня снова стоит.
— Я всего один разочек.
— Врешь, пока я тебя вымыл, ты вся исстоналась. Изнутри. Я это чувствую.
— Тогда ты должен понимать, что нельзя останавливаться на таком моменте.
— Я на это надеялся, — ласкает губами шею. — Только сначала смоем с тебя мыло, идет?
— Конечно!
Извернувшись, забрасываю руки ему на шею и обвиваю одной ногой мускулистые бедра, кайфуя, что такой большой и жесткий, сильный мужик — мой.
— Ты меня провоцируешь, — немного качнув бедрами, касается концом члена низа моего живота.
— Даже спорить не стану.
Опустив пальцы, смыкаю вокруг напряженной плоти, наслаждаюсь рельефом выпуклых вен, их рисунком и дурной мощью члена, под нежной, бархатистой кожей.
— Продолжай! — требует и немного наклоняет голову. — Хочу, чтобы смотрела.
— Зачем?
Смотрю вниз во все глаза. Сглатываю возбуждение при виде крупной головки, которую то и дело обнажаю движениями пальцев.
— Вот за этим, — обхватив меня за горло, двигает по нему пальцами. — Хочу, чтобы ты мне отсосала.
Поднимает покрасневшее лицо, смотрит жадно, с фирменной ухмылкой.
— Готов поспорить, у тебя ротик слюной наполнился.
Сжимаю бедра.
— Вообще-то я лишь хотела, чтобы ты мне спинку потер. И у меня голова… кружилась.
— Не стоило вскакивать, как попрыгунчик, с кровати.
Бекетов словно разогревает мою шею, поглаживая.
— Тебе полегчало, так?
— Да, но…
— Да, — обрывает. — Еще ты меня нарочно стонами заводишь. Хочу реванш. Хочу твой болтливый язык на своем члене. Немедленно.
— Вот, значит, как? Когда же я получу твой язык…
— Продолжай.
— У себя между ног, — завершаю.
— Сначала заслужи, Проблема. Ты же знаешь, я умею, тебе понравится. Будешь просить добавки…
