Книга Крестоносец - Бен Кейн

Вопреки моей внутренней невозмутимости, между нами разгорелось молчаливое соревнование. Поглощенные им, мы не заметили, как подошел король. Привлеченный хором возбужденных голосов, я увидел его стоящим среди пизанцев. Неплохо говоривший по-итальянски, он шутил и смеялся, то восхищался арбалетом одного из воинов, то наблюдал за выстрелом другого. С ним был Филип, несший тяжелый арбалет и связку стрел. Андре де Шовиньи, двоюродный брат Ричарда, заряжал свое оружие и болтал с Балдуином де Бетюном. Подтянулись и другие рыцари двора, каждый с арбалетом в руке. Фиц-Алдельм, покуда не заметивший меня, во что-то целился.

— Дамы смотрят, — сказал Рис.

Я обернулся и увидел в одном из больших окон королевских покоев королеву Алиенору. Рядом с ней стояла придворная дама, а поверх ее плеча выглядывала Беатриса. Она отвернулась прежде, чем я успел кивнуть ей. Сердце у меня екнуло. Помимо короткого сдержанного разговора в Нонанкуре, мы не встречались с самого отъезда короля, а после прибытия Алиеноры обменялись только парой холодных слов. Ты заварил кашу, напомнил я себе, вот и расхлебывай.

Рис внимательно посмотрел на меня, но я ничего не сказал, а он, благослови его Бог, не стал спрашивать.

— Не понимаю, сир, с какой стати нам учиться пользоваться этим оружием трусов.

Громкий гнусавый голос принадлежал де Гюнессу.

— Трусов? Почему? — спросил Ричард.

— Арбалет убивает издалека, сир. Он никак не сравнится с мечом или копьем.

Де Гюнесс поцокал языком и обвел взглядом присутствующих в поисках поддержки. Последовало несколько кивков.

— Каюсь, сир, но я придерживаюсь такого же мнения, — заявил Фиц-Алдельм. — Не благородное это оружие.

Слышать такое от человека, пытавшегося меня убить, было смешно, но я промолчал. В тихой речке вода глубже, гласит пословица. Если затаиться достаточно надолго, Фиц-Алдельм расслабится и даст мне возможность уличить его как подлого мерзавца.

— Быть может, арбалет — не благородное оружие, но для пехотинца, встречающего атаку закованного в броню рыцаря, он означает разницу между жизнью и смертью, — возразил Ричард. — В грядущие месяцы и годы будет случаться так, что мы не сможем пойти в битву конными. Насколько нам известно, осада христианами Акры, которая продолжается, пока мы с вами сейчас говорим, едва ли закончится прежде, чем наш флот достигнет берегов Святой земли. И если так, я не стану ждать, пока не проломят стены. — Король взял у Филипа арбалет и вскинул его. — Он будет моим оружием в точности так же, как стал им для пуленов, то есть франков из Утремера. Не важно, как именно мы будем убивать поганых сарацин. Одна дорога в ад ничуть не хуже другой!

Раздались одобрительные крики. Пристыженный де Гюнесс кивнул.

Ричард натянул тетиву и наложил стрелу. Вскинув арбалет к правому плечу, он быстро прицелился и выстрелил. Все следили за стрелой. Когда та вонзилась в центр мишени, снова раздались одобрительные возгласы.

— Каждый из вас должен уметь это делать, — сказал король. — Приступайте!

Рыцари встали на рубеж, к каждому прикрепили пизанца, показывавшего, как надо, и помогавшего советом. Я продолжал стрелять по мишени, Рис тоже. То и дело звучал приказ остановиться, чтобы валлиец и пизанцы могли собрать стрелы, затем упражнение продолжалось.

Время шло. Солнце поднималось, во дворе становилось все жарче. Моя туника потемнела от пота, лицо начало гореть. Я думал о том, как редко мне приходилось видеть жаркое лето в пору юности и какой красной делается моя кожа под солнцем. В Утремере я сварюсь заживо.

— Сарацины пользуются арбалетами? — спросил Рис.

— Нет. Зато почти каждый умеет стрелять из лука и скакать на лошади.

Голос Ричарда заставил нас обернуться. Я поклонился, Рис упал на колено.

— У сарацин нет рыцарей вроде наших, — подхватил тему король. — Вместо них они полагаются на тысячи конных воинов, именуемых мамлюками. Говорят, что у мамлюков две пары глаз — одна спереди, другая сзади, — такие они зоркие! С детства привыкшие к лошади, эти воины владеют всеми тайнами верховой езды. Умелые в обращении с упряжью, прирожденные охотники, они стойко переносят любую непогоду и способы пускать стрелы в любом направлении на полном скаку.

Все перестали стрелять. По напряженной позе королевы Алиеноры я сделал вывод, что она тоже слушает. В ярком описании Ричарда наши враги представали как живые.

— Каждый мамлюк является одновременно пастухом, конюхом, объездчиком, лошадиным барышником, кузнецом и наездником, — продолжил король. — Он может ехать сутками напролет, спит в седле и меняет коней на скаку. За время своей жизни он проводит больше времени разъезжая верхом на лошади, чем ходя ногами по земле. Вот с такими людьми предстоит нам сразиться в Утремере.

— Откуда вам это известно, сир? — спросил я, побуждаемый любопытством.

— Человек по имени аль-Джахиз написал об этом сотни лет назад. Арабского я не знаю, но эти слова были переведены, — ответил Ричард. Король и полководец, он был также заядлым читателем.

— Нашей атаки им наверняка не выдержать, сир, — сказал я.

Удар плотного строя рыцарской конницы был событием ужасным, потрясающим. Мне довелось наблюдать его лишь однажды, под Шатору, но воспоминания нисколько не померкли. Недаром никто не смеялся над поговоркой, гласившей, что франкский рыцарь способен пробить дыру в самих иерихонских стенах.

Многие громко согласились со мной.

— Верно, но слепни роем разлетаются от руки, пытающейся их прихлопнуть, — ответил король. — Вот только через мгновение набрасываются снова, кусая и жаля. Мамлюки умеют стрелять, даже когда убегают. Стрелы их не способны пронзить наши доспехи, зато они будут поражать наших коней. А спешенный рыцарь, вдали от своих, становится легкой добычей.

— Как же нам лучше всего бить их, сир? — спросил де Шовиньи.

Ричард повернулся и понял, что все ловят его слова. Он усмехнулся:

— При помощи повиновения и порядка.

Мы недоуменно уставились на него, а он улыбнулся еще шире:

— Со временем все поймете, мессиры. А пока учитесь стрелять.

Король и Филип расположились рядом со мной, а мы снова начали пускать стрелы в цель. Мастерство Риса бросалось в глаза, и король похвалил его.

Улыбаясь до ушей, как бывало всегда, стоило Ричарду его отметить, Рис набрался храбрости задать вопрос.

— А эти мамлюки, — произнесенное им с валлийским выговором иноземное слово прозвучало еще причудливее, — они и впрямь такие опасные, сир?

Я заметил, как на многих лицах вскинулись брови и искривились губы: чтобы задать такой вопрос королю, требовалась смелость. Но Ричард всегда ценил людей по достоинству, и Рис ему нравился.

— Воистину непросто поверить, парень, что такие легковооруженные воины могут оказаться столь смертоносными. Я и сам поначалу настороженно отнесся к аль-Джахизу — мало ли писателей, склонных приврать? — но подумал о завоеванных