применялись сосновые полешки, а не навозные брикеты.
Идею оптовой торговли грибами я оставила, выяснив, что этот дар леса по нынешним временам дешев. Может, есть смысл переправлять большие партии сушеных боровиков в Москву и Питер, ну а в Нижнем они точно не очень дороги.
В день, когда не поступали грибы, в печках сушились яблочные дольки. И как основа для компотов-киселей сгодятся, и сами по себе хорошая, полезная заедка для грустных зимних вечеров. Главное только сохранить, без плесени и тем более гнили.
Этот принцип применялся ко всем заготовкам в имении — значительная часть продукции из барских угодий Егорово доставлялась в Голубки. Хранилища были заранее подготовлены, побелены, обкурены. Для корзин с овощами и яблоками, а также для мешков с сушениной поставлены стеллажи, чтобы к каждому лукошку, каждому мешку или коробу был доступ — увидеть и попытаться спасти. Я еще с прошлой зимы говорила дворовым: если кто-то увидит порчу и незамедлительно о ней доложит — поблагодарю, даже если сам и виноват. Взыщу только за утаивание проблемы.
Готовились и погреба. Квашение капусты — самая поздняя стадия «припасихи», капуста подождет. А вот огурцы уже были в бочонках. В этом сезоне точно не пропадут, соли насыпано без глупой экономии, превращающей процесс квашения в бродильный процесс.
Так что дел, чтобы отвлечься от ожидания, хватало. И я как-то внезапно сообразила, что настала важная годовщина — день моего второго рождения, самая середина сентября. Тут еще церковный праздник — Воздвижение креста Господня. Отмечу-ка его как следует. Да еще жатва окончена, так что настоящий Праздник урожая.
В детстве посмеивалась над такими официальными торжествами: «Праздник урожая во Дворце труда». А между прочим, чего плохого? Особенно для людей, не избалованных праздниками. Да и за этот год я поняла, что «битва за урожай» — совсем не метафора. В этом году битва была особо непростой. Так что надо отметить победу.
Что и сделали. С молебном, с накрытыми столами, с импровизированным ансамблем из дудок и балалаек — музыкантов заранее остограммили.
Веселились на славу. Мужички поняли смысл праздника — год назад барыня вернулась, и с тех пор не горевал никто, кроме, разве что, старосты Селифана, но его не пригласили.
Настало время раздать подарки, привезенные с ярмарки. Я постаралась и людей не обидеть, и не впасть в разорение. Давно знала, что, если начальнику премировать трудовой коллектив поровну, все равно зависти не избежать — вклад-то разный. Долго обсуждала с Павловной, что кому подарить: рубаху, сапоги — подарки высшей категории — и попроще: онучи, ножи, кисеты, если курят. Для баб все же однообразие — платки.
Жалела я, что Алексейка остался вне праздника — не вернется он к четырнадцатому сентября. Ладно, одарю позже.
С погодой на праздник повезло — солнышко пробилось из-за туч к полудню. А в разгар веселья пожаловал нежданный гость.
Глава 14
— Эмма Марковна, из полиции к вам приехали, — крикнул дворовый мальчишка.
Я автоматически отметила — как налажена охрана! Пусть Лизонька рядом, ворота все равно под присмотром, а Ванька не стал бросать пост и послал гонца.
Еще подумала: надо бы его сменить, пусть полакомится, хлебнет наливки — в его возрасте водку рановато.
…И тут осознала услышанное. «Из полиции» — значит, это не Миша. Не смог приехать сам? Новость от него? О нем? Какая⁈
Ноги сами понесли к воротам. Что бы ни случилось, скорее, скорее! Ничто не может быть хуже страшных мыслей, наполнивших голову!
Навстречу шел урядник. Тут ошибки быть не могло, я видела его на ярмарке рядом с начальником.
— Здравствуйте, Эмма Марковна. Письмо вам от Михаила Федоровича.
Я разорвала ненадписанный конверт, вытащила лист. Принялась читать, удивляясь с каждой минутой.
«Эмма Марковна, очень грустно вышло. Опечалил меня ваш человек, тот, что таким хорошим артистом оказался в „Бристоле“. Мне за державу обидно, и что перед этим… А вот самому давать пришлось, да и не только давать, лишь бы выручить. Говорит, что сам до такого додумался, удавиться хотел, да я не позволил. А я же говорил — осторожней надо с этим! Твое счастье, что я заглянул в Нижний про Комарика узнать. Петр все расскажет, ему верить можно».
Уж не помнила, какими словами взмолилась-поблагодарила, что не сбылось самое страшное предположение. А потом сосредоточилась на проблеме.
Петру верить можно, как и письму. Благодаря не почерку, а цитатам-намекам, которые ни один злыдень прошлого века знать не мог.
— Отойдемте, сударыня, от лишних ушей, — сказал Петр. — По правде говоря, Михаилу Федоровичу очень постараться пришлось, чтобы вашему человеку помочь в такой оказии…
И мы пошли искать тихий угол среди общего веселья. А я без особых трудов расшифровала намеки письма. С Комариком — понятно. «Хороший артист» — конечно же, Алексейка. «Я мзду не беру, мне за державу обидно» — так Миша говорил не раз. Это что же, ему самому мзду давать пришлось?
Да, пришлось. «Оказия» оказалась следующей: Алексей Иванович привез спирт, или вино по тогдашней коммерческой терминологии, в Нижний Новгород. По пути выяснил в трактирах, что розничные цены повысились, ведь они в прямой зависимости от стоимости зерна. А на казенном заводе скупали по прежней цене. Вот мой управляющий и проявил творческий подход: стал обходить питейные заведения, предлагать продегустировать мою продукцию и продавать, да так, что каждая четверть приносила ему почти половину дохода от заводской цены.
Вот только много таких умников, и знал об этом в первую очередь откупщик. Все закончилось предсказуемо: в очередной раз Алексейка был взят с поличным, когда продавал очередной бочонок.
— Да еще и бумагу сразу отобрали с вашей подписью: продаю по воле и приказу барыни, а что барыня приказала на завод везти — в бумаге не сказано. Повезло вашему человеку, что Михаил Федорович в Нижний заглянул, а ваш возчик его на улице увидел. Тамошний-то винный жук — откупщик всю полицию в кулаке держит. Изничтожает тех, кто ему монополию портит. Так-то, конечно, Михаил Федорович с губернской полицией договорился, чтобы ваш управитель поскорей вино сдал на завод. Вот договорился — недешево. Чтобы протоколы изъять, будто и не приезжал в Нижний ваш человек…
…Есть такое понятие «испанский стыд», когда стыдно за другого. Наверное, есть такая же боль — горят щеки, дрожат пальцы, стучит сердце. Когда понимаешь, как больно было любимому человеку. Как пришлось Мише делать то, что ему противнее всего, — договариваться. Смотреть в масленые хитрые глазки, слушать намеки, обещать, платить.
— Недешевым вышло винцо, — вздохнул гонец. — По правде говоря, Эмма Марковна, так может статься, что пришлось Михаилу Федоровичу в долги влезать. Вы же знать должны, он много денег с собой никогда не возит.
Не просто вздохнул — взглянул на меня с укоризной. Такими начальниками, как Миша, дорожат. Спрашивает строго, но уважает, никогда злость не сорвет и не подставит. Это в любую эпоху дорогого стоит, а уж в эту, полную самодурства, тем паче.
— Плохо вышло, Петр, — искренне сказала я. — Не дала своему человеку наказа — ни капли не продать мимо казны. Что же он?
— Возвращается, — сказал полицейский. — Михаил Федорович вас просил известить заранее, вдруг слух раньше дойдет. И чтобы вам известно стало все как было. А то мало ли…
Еще вчера я ответила бы взглядом драконьего гнева: что «мало ли»⁈ Мой человек мне солжет? Мои люди мне не лгут!
А теперь просто опустила взгляд. Могла ли сама ожидать такую каверзу от самого надежного сотрудника? Который в первый день нашего знакомства проявил маленькую, но такую приятную инициативу, а потом оказался едва ли не лучшим помощником. За год вырос из мальчика на побегушках в управляющие.
И вот… Обменял доверие на махинацию, пусть даже и не мелкую. Бес попутал? Раньше я считала это шуткой или эвфемизмом. Сейчас стоит отнестись как к одной из гипотез, другой под рукой нет.
Ладно. Вернется — разберемся. А пока я пригласила гонца угоститься и переночевать перед дальней дорогой. Теперь спешить ему не к кому.
Сама же вернулась к веселой толпе. Выпила рюмку легкой наливки, потом еще… успела остановиться, понять, что принялась утолять тревогу и обиду самым опасным способом. Мужики и бабы радовались от души, плясали, почти не ссорились. Я на них поглядывала и гадала: кто же еще способен отколоть такую недобрую шутку?
Если
