пишет что-то в блокноте – возможно, отмечает мою вспышку.
Я велю себе успокоиться.
– Каково было с ним работать? – спрашивает Том.
Я слегка уклоняюсь от этого вопроса.
– У него было очень ясное представление о том, как все должно быть. И он не очень-то следовал советам и предложениям, которые этому противоречили.
Я замолкаю.
– Погодите. Дайте-ка я вам расскажу немного о режиссерах.
Это лекция, которую я всегда хотела прочесть своим студентам, но не делала этого из соображений благопристойности.
Какой у нас в голове стереотип режиссера? Вспыльчивый, зато наделенный особым видением мужчина в черном берете, кричащий: “Стоп! Снято!”
В действительности же на нем, скорее всего, окажется бейсболка, а снимает второй режиссер, но не будем пускаться в детали. Такое впечатление, что режиссеры-мужчины обладают исключительным правом быть вредными и требовательными, потому что от них этого ждут. (Случая поработать с женщиной-режиссером мне не представлялось, и это отдельная тема.)
Но спроси американскую публику, почему она идет на тот или иной фильм, и выяснится, что обычно не ради режиссера (если это не кто-то вроде Спилберга). Идет ради звезд: этих знакомых фотогеничных лиц на афише или в трейлере. Поэтому режиссеры, конечно, – это “художественный взгляд” и творческие силы, создающие фильм, но они зависят от известных актеров, без которых их фильмов не посмотрят. И, разумеется, имеет место зависть, когда актерам достаются все рекламные фотосъемки на красной ковровой дорожке, приглашения на ток-шоу, журнальные развороты.
Кинопроизводство работает на сложных миазмах самолюбий. Ведь режиссеры также сильно зависят от инвесторов, которые финансируют производство их фильмов (но инвесторы будут в этом заинтересованы лишь в том случае, если снимается кто-нибудь знаменитый). Частные же инвесторы – это особый вид. До искусства кинопроизводства им обычно дела мало, но они неплохо заработали, годами занимаясь, скажем, недвижимостью или ценными бумагами, и теперь воображают себя большими людьми в этой манкой, роскошной индустрии.
Теперь берем это месиво самолюбий и добавляем туда продюсера… Ну, продюсер – это человек, по-настоящему ответственный за появление фильма на свет. Но до продюсера никому никогда нет дела. Мы – те безымянные сущности, что выходят из толпы лишь для того, чтобы раз в году получить “Оскара” за лучший фильм, а затем исчезают снова. Никто не идет смотреть фильм ради того, кто этот фильм продюсировал.
Вот и возникает напряжение: кто чье самолюбие тешит, кто считает себя более всего ответственным за успех фильма и кто получает признание за свой вклад. Полный бардак.
– А что стажеры с ассистентами? – спрашивает Том Галлагер.
Этим самолюбия не полагается. Мы там на последнем месте. Беречь нас никто не будет.
Но ничего из этого я не знала, когда тем днем впервые наблюдала Зандера Шульца у нас в офисе. Он развалился на диване и рассуждал о потенциальных инвесторах и актерах для своего фильма под названием “Твердая холодная синева”. Зандер сидел спокойно, в полном телесном благополучии, почти не шевелясь, как будто не желал тратить силы на мелкие, необязательные движения. В мою сторону он не взглянул ни разу, разговаривал только с Сильвией.
– Я тут на днях завел речь о фильме с агентом Хоакина Феникса…
– Зандер, все по порядку, – заговорила Сильвия. – Мы еще не до конца с финансированием разобрались, об исполнителях думать рано.
– Ну так разберись, – твердо сказал Зандер. И все: одно-единственное распоряжение.
Повисло молчание; я знай раскладывала бумаги, делая вид, будто не слушаю. До того момента за несколько месяцев в “Фаерфлае” я видела, что люди на встречах держатся с Сильвией не иначе как любезно, а то и почтительно. Ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь давал команду ей, брал ее в оборот.
– Зандер, я так не смогу. – Сильвия была непреклонна. – Ты знаешь, как это делается. Встречи, встречи, встречи – а толку от этих встреч больше, если на них присутствуешь ты. Поскольку именно ты собираешься этот фильм снимать.
В ее голосе зазвучала едва различимая нотка недовольства.
– Я знаю, – сказал Зандер. Прозвучало это так, словно смысл сказанного Сильвией он пропустил мимо ушей.
Во время этого обмена репликами я подняла на них глаза. Зандер заметил, что я на него смотрю, и его взгляд стал изучающим. Потом он, и бровью не поведя, повернулся к Сильвии.
– И сколько, ты думаешь, это займет?
– Понятия не имею, такие вещи непредсказуемы… – начала Сильвия.
– Ну, всю жизнь я ждать не могу, меня эти клипы просят снимать, а еще галерея эта капает на мозги насчет возможной выставки.
– Тебе придется найти время для встреч, если ты хочешь, чтобы с фильмом что-нибудь вышло, – тут Сильвия, которая была старше Зандера на двадцать лет, взяла материнский и в то же время наставительный тон.
– А не твое ли это дело? И Андреа?
Андреа была агентом Зандера и занимала большой светлый офис несколькими кварталами дальше от центра.
– Если ты хочешь, чтобы вписалась Андреа, тебе нужно им подыграть. Прояви интерес к какому-нибудь другому проекту, с которым они носятся. Ты прочел сценарии, которые она тебе давала?
Зандер ответил не сразу. Он проглотил свой кофе. Снова осмотрел комнату и остановил взгляд на мне.
– Привет, – сказал он, повысив голос.
– Это Сара, – напомнила ему Сильвия. – Она тут с лета работает.
– Привет, Сара.
Я подняла голову, удивленная тем, что ко мне обратились. Чувствовала, что щеки у меня горят – отчего? Оттого, что меня за человека признали?
– Здрасьте, – сказала я нерешительно.
– Читала эти сценарии? – Зандер указал на три сценария, которые Сильвия перед ним положила. “Время закрытия”. “Серьезные меры”. “Скрытый оттенок злости”.
Я взглянула на Сильвию, не зная, стоит ли объявлять, сколько сценариев я читала. Но она тоже ждала моего ответа – не без любопытства.
– Да, на прошлой неделе прочла, – сказала я.
Зандер поднял брови, как будто был впечатлен, посмотрел на Сильвию.
– Ого, – сказал он мне. – Ты, наверное, очень читать любишь?
Не знаю, что он имел в виду. Что я китаянка, следовательно, ботаник, следовательно, много читаю? Или просто что… я люблю читать?
А это, разумеется, правда.
– Ну да, – ответила я.
– Они лучше моего сценария? – спросил он.
Меня поразило, что он спросил меня об этом напрямую. Был ли это риторический вопрос? Положа руку на сердце, его сценарий, “Твердая холодная синева”, был довольно увлекательным, но ничем не более примечательным, чем три им упомянутых. Но говорить ему этого я не собиралась. К тому же я читала сценарии всего несколько месяцев. У меня не было уверенности, что мое мнение на этом этапе много значит.
– Нет, – соврала я. – Ваш мне кажется более
