водителем грузовика. Заодно купил листьев коки. Их полуофициально, но продают, если их просто жевать — эффект как от крепкого кофе. Индейцы только и делают, что жуют коку; это уже в ХХ веке придумали химией экстрагировать его активные компоненты и делать кокаин.
Водителя звали Хулио, он был веселым малым на огромном китайском грузовике, купленном в кредит. Китайцы заходят сюда все активнее и активнее, и китайского тут всё больше и больше — одежда, мотоциклы, машины. Даже помповые ружья — и те многие из Китая.
Пока Слон спал — а он, видать, долго мотался без сна — мы с Хулио успели обсудить политику, конкурс красоты, чемпионат мира по футболу и американцев. У Хулио недавно выдворили из США брата, причем после десяти лет нелегального там проживания, поэтому добрых чувств к стране он не испытывал. Еще Хулио беспокоил рост цен на бензин.
Кстати, еще год назад я мало что мог сказать по-испански, а теперь тараторю вполне бойко. Заслуга Лары — она многому научила.
И вот — мы уже с юга подъезжаем к Медельину.
Медельин имеет одну особенность — он расположен в долине, между невысокими горами, и с какой бы ты стороны не подъезжал — город предстает перед тобой сразу весь, целиком. Если в Иерусалим ты поднимаешься, то в Медельин ты спускаешься — как спускаются в ад. Живописнейшая дорога петляет по зеленым холмам — а смотришь на город и думаешь, сколько людей сложили свои головы на его улицах. Когда-то они тоже вступали в этот город, намереваясь его покорить — имен многих не помнят, в честь кого-то названы улицы. Каждый должен понимать, что и он — имеет шанс вписать свое имя в историю этого города собственной кровью.
— Хулио, друг, останови здесь. Мучо грасиас.
Я толкнул Слона в бок — и немного не рассчитал… Хорошо, что не по ране.
— Извини.
— Что?
— Приехали…
…
Родриго жил на холме. Здесь чем богаче человек, тем он выше взбирается по холму. Родриго, конечно, не мог купить или снять себе что-то попроще — то, что он снимал, мог снять сам Пабло Эскобар, если бы был жив.
Мы добрались до места пешком — полтора километра, но лучше так, чем таксист назовет потом кому-то адрес, куда он нас отвёз. Охраны не было, но был звонок, на который я и нажал — и не отпускал.
Появился Родриго. Он был в теннисном костюме — значит, занимался или теннисом, или гольфом с автоматом, пускающим шары. Увидев меня, он не удивился — а вот увидев Слона, удивился сильно.
— Синьор Энрике! Вы ли это!
— Ну, п…ц — сказал Слон и начал падать. Я едва успел его подхватить.
…
— Ты откуда его знаешь? — спросил я Родриго, когда мы устроили, наконец, Слона и вышли в соседнюю комнату, чтобы выпить спокойно виски под журчание фонтана, как и полагается благородным донам.
— Синьора Энрике? Он нашим советником был, — охотно пояснил Родриго, — вива ла боливариан революсьон.
— Ва бене, — заключил я по-итальянски, — и как советовал?
— Хорошо советовал. Мы по его советам много операций в сельве провели. Один раз колумбийский спецназ в ловушку попал…
Здорово. Значит, теперь получается, к Слону есть вопросы здесь, в Колумбии. А всё, что касается армии, тут не отличается демократией.
— Как его звали-то?
— Так и звали синьор Энрике. У всех кто с Минска приезжал — наши имена были.
Значит, еще и с Минска. Интересно, не замешаны ли тут еще люди с Минска? Они не всегда на нашей стороне.
— Тут у тебя безопасно?
— Абсолютно.
— А прислуга?
— Если наверху спрятать и дверь запереть — не увидит.
Я кивнул.
— Грасиас, тебе, друг.
— Да ты что, как друг другу.
— Ну, тогда если, как друг другу, еще услугу окажешь?
— Без вопросов.
— Надо корабль, который через океан идет.
— В Европу?
— Лучше в Африку. У тебя связи в портах есть?
— А то. Сейчас же и позвоню.
Я придержал Родриго.
— Сейчас не надо. Позже позвонишь. Давай, сейчас виски допьем.
Я подмигнул.
— А потом еще нальем.
Ох, что-то мне всё это не нравится…
Дернули еще по пятьдесят — по сотке здесь не дергают, пьют из бокалов с очень толстым дном, как раз, если правильно налить, пятьдесят и получится. Потом еще по пятьдесят. Потом пошли навестить Слона, и то, что я увидел, мне ни хрена не понравилось. Похоже, растрясли все-таки… и на повестке дня заражение. Если уже не началось.
В больничку надо. Причем быстро.
— Телефон дай.
Только бы всё выгорело. Черт…
В Медельине все телефоны прослушивают, и не только колумбийцы, но может и выгореть. Главное сейчас — найти врача.
Набрал номер Лары — у нее скверная привычка не брать телефон, если обиделась, но этот не мой — наверное, возьмёт. Журналистское любопытство роль сыграет.
— Хола.
— Лара, извини за все, и послушай.
— Это ты? Я тебе уже сказала…
— Лара! У тебя врач, кажется, был в родственниках, так?
Немного успокоилась. Местные женщины в отличие от наших не умеют пить кровь. И долго не обижаются.
— Что произошло?
— Я… приболел немного. Понимаешь?
— Тебя ранили?
— Нет… но приболел. Просто скажи, как его зовут и где его можно найти?
— Доктор Педро Бонилья, университетский госпиталь Сан-Винсенте. Что с тобой, папи[5], ты точно не ранен?
— Нет. Все в порядке, cara mia. Просто… приболел немного. Желудок болит… наверное, отравился по дороге.
— По дороге? Где ты?
— Я тебе перезвоню. При первой возможности.
Я положил трубку. Слон услышал нас, очнулся и теперь смотрел на меня. Глаза его мне тоже не нравились — больные глаза.
— Ничего, Слоняра. Сейчас доктора приведем, вылечим тебя.
— В больницу… мне нельзя.
— А кто сказал про больницу? Сейчас … сюда доктора приведем.
Родриго, топтавшийся рядом вдруг предложил.
— Может, я за доктором съезжу? А?
Верить — не верить? Все равно он знает больше, чем должен и хуже не будет.
— Доктор Педро Бонилья, университетский госпиталь Сан-Винсенте. Скажи, что ты от Лариты, дашь ему… покажешь ему вот это. Хорошо? Скажи, что надо… антибиотики… все для лечения огнестрельного ранения.
Я снял с шеи ладанку с местным образком и отдал ему. Такая же была у Лары, какая-то местная традиция. Местные очень суеверны.
— Деньги есть? Заплатишь ему, сколько попросит, хорошо?
— Деньги есть, друг. Не волнуйся.
Родриго хлопнул меня по плечу и пошел на выход. Странно… Вот с одной стороны человек дерьмо дерьмом, а с другой — как брат себя ведет.
Правильно, наверное, сказано — не суди да
