– У мамы есть парень, неплохой такой, – добавила Пейдж, и было видно, что мыслями она где–то далеко. – Одри раньше не была такой классной. Я даже в некотором роде ненавидела ее, пока все это не случилось. Она изменилась, и я изменилась. Хотя, черт возьми, все изменилось, да?
Я кивнул. Остальные слушали Тома: он читал Библию. Паства верила низкому раскатистому голосу и кивала в такт.
– Мы иногда ходим в церковь, – сказал я Пейдж. Перед нами на столе мерцали свечи. Пейдж смотрела на меня. – Вдвоем с отцом. Просто так, без повода. Проезжаем мимо и заходим, чтобы поставить свечки за тех, кого с нами больше нет.
Перед глазами у меня замелькали лица людей, которые ушли навечно. Теперь бы во всем мире не хватило свечей.
– Это хорошо, – произнесла она и легонько сжала мне под столом ногу. – Давай сегодня вечером тоже так поступим: зажжем свечи в память о твоих друзьях.
Я кивнул. Раз мы так откровенно разговариваем, не спросить ли ее? Я хочу, чтобы ты ушла со мной. Ты готова, Пейдж? Я попытался взять ее под столом за руку, но она отодвинулась. Я посмотрел на Даниэля, и мы вышли.
– Знаешь, нам повезло, – сказала Пейдж. – Надежное убежище, есть почти все, что нужно, и чего мы будем лишены в пути. Ты ведь об этом хочешь спросить меня: готова ли я уйти?
– Ну…
– У нас есть несколько тяжело раненых: что будет с ними?
– Возьмем грузовик…
– А если разыграется непогода или кончится дорога, как быть?
За окном наползали черные тучи, предвещавшие ночную вьюгу, дул ледяной ветер.
– Я понимаю, о чем ты, – признался я.
– Но все равно считаешь, что мы ошибаемся, оставаясь здесь? – спросила Пейдж, глядя мне прямо в глаза.
Ее вопрос застал меня врасплох. Я ответил:
– Как бы я поступил на твоем месте? Ушел бы.
Ведь выбор невелик: ждать, пока беда постучится в двери, или выйти ей на встречу. Кто знает, в чем больше риска?
– Джесс, а как там все будет, снаружи? В пути нам придется ночевать в брошенных домах или еще где–то, но ведь это опасно. – Пейдж бросила на покрытый снегом искусственный газон мячик для гольфа, и он сразу же утонул. – Ты, может, и выдержишь, но ведь есть дети, женщины – это не для нас.
– Ага, все классно. Я понял.
– Просто нужно играть наверняка. Зачем рисковать, пока так холодно и так рано темнеет. – Пейдж помолчала и добавила: – А почему ты не хочешь остаться? Что тебе мешает?
– Меня ждут в зоопарке друзья, Рейчел и Фелисити. Я не могу их бросить, не могу заставлять зря переживать и терять время, не могу подвергать их опасности.
– Ты говорил, что у тебя есть еще друг, парень?
Я вспомнил Калеба и, видимо, не сумел скрыть свои чувства, потому что Пейдж взяла меня за руку: ладонь у нее была теплая и мягкая.
– Расскажи мне про Анну, я хочу узнать о ней больше.
8
В бывшем конференц–зале устроили спальню, поставив раскладушки. Здесь было тепло: помещение нагрелось от дыхания десятков спящих людей. За окнами бушевала и выла метель. Я почти с грустью вспомнил «свой» неприступный небоскреб и сразу же – старый, полнящийся скрипами и ночными шумами арсенал, где ютились Рейчел и Фелисити.
– Здесь в основном спят женщины и дети, – объяснила Пейдж и направилась в угол, подсвечивая себе маленьким фонариком на батарейках. – Остальные ночуют в другом конце столовой.
Девушка подсела к группе детей: двое из пятерых пришли с родителями только сегодня днем. Две недели они отсиживались в квартире за несколько кварталов отсюда, а потом, выйдя в город за едой и горючим, встретили прятавшихся в Челси Пирс и, как я, решили перебраться сюда. Их мама спала рядом: во сне она дышала спокойно и умиротворенно. Я сел рядом с Пейдж, прислонился к стене. Дети лежали в постелях, укрытые одеялами, и подозрительно поглядывали на меня сонными глазами. Я показал язык пятилетней малышке, и та расплылась в улыбке.
Пейдж читала им сказку про отважного мышонка Стюарта. Они перевалили через главу про парусные гонки и теперь читали про канарейку Маргало. Я очень любил эту сказку, мне нравилось, как бесстрашно и самоотверженно Стюарт защищал птичку, и что семья Литтлов так хорошо приняла ее. А потом Маргало пришлось улететь, чтобы не попасть в лапы к злой кошке, а мышонок отправился ее искать. В книжке так и не сказано, что будет с ними дальше, но я всегда был уверен, что малыш Стюарт найдет свою подружку. Мне больше по душе книги, в которых не на все ответы даны вопросы.
Скоро малыши уснули. Только мальчик лет восьми лежал и рассматривал на потолке узоры от ламп дневного света, горевших в коридоре. В спальне было тепло и уютно, на меня навалилась невыносимая усталость: я задремал и резко проснулся, как от толчка.
– Похоже, тебе пора спать, – сказала Пейдж. – Я приготовила тебе постель, пойдем покажу.
За ширмой из нескольких простыней оказался целый ряд раскладушек. Здесь спали несколько подростков и те мужчина с женщиной, которые ругались днем.
– Мои родители спят вон в том углу. – Она махнула рукой. – Но они придут только через пару часов, они всегда сидят допоздна с другими взрослыми. Вот твоя постель.
– Спасибо. Я через пару минут лягу, – сказал я.
Пейдж скользнула под одеяло на свою раскладушку и отвернулась.
Я пошел в ванную, умылся холодной водой с мылом, почистил зубы, переодел футболку. На обратном пути я захватил рюкзак и пристроил его в ногах раскладушки, предварительно засунув туда грязную футболку и щетку; куртку развесил на прищепках на протянутой в холле бельевой веревке. Я медлил ложиться. Меня мучили сомнения. Уйти прямо сейчас, бросить все, вернуться в зоопарк и попробовать самому выбраться из города? Но тогда мне не будет давать покоя другое: судьба обитателей Челси Пирс. Нужно еще подождать, посмотреть, как повернется дело. Дам себе время до завтра. Пейдж должна держаться родителей, но не мне указывать ей на это, как и не мне убеждать ее уйти со мной, ведь так?
До сна я решил сходить взять бутылку воды и заодно посмотреть, как взрослые проводят время, после того как дети и раненые улеглись спать. В столовой по–прежнему гудели разговоры. Повсюду стояли пустые и еще не начатые бутылки с вином и пивные банки. Так у них вряд ли получится найти согласие.
Даниэль с Томом стояли в центре столовой друг напротив друга. Я замер с бутылкой в руке. Здесь явно что–то назревало. Двое мужчин были такими разными: Бог против науки.
– Любая религия, друг мой, складывается из обмана, страха, жадности, фантазии и поэзии, – произнес Том, любуясь собой и наслаждаясь собственной речью.
– Мы все вольны выбирать, – парировал Том.
– Ты сам не знаешь, что предлагаешь людям, ведешь их неизвестно куда. Я предпочитаю оставаться здесь, – сказал отец Пейдж и обвел взглядом людей, которые доверяли им обоим, но в душе давно выбрали себе лидером одного из двоих.
