Больше фейерверков не было, пока обвинитель перед перерывом не вызвал доктора Артура Эванса Бирса.
— Мое имя Артур Эванс Бирс, — гласят его показания в отпечатанном протоколе, который вы можете прочитать сегодня. — Я живу в Бэлеме, в доме номер 134 на Дьюкс-авеню. Я врач общей практики и совмещаю эту работу с должностью полицейского врача округа К столичной полиции.
Как правило, медики, подобно полицейским, являются аккуратными и осторожными свидетелями. Но доктор Бирс, несмотря на осторожность, явно был готов высказывать свое мнение по любому поводу.
Худой, костлявый мужчина лет под сорок, доктор Бирс обладал лысой веснушчатой макушкой, похожей на купол и окруженной редеющими волосами. Она словно доминировала над длинным носом, рыжеватыми бровями, карими глазами и прямым ртом. Опершись руками на перила свидетельского места, расположенного под углом между ложей присяжных и креслом судьи, доктор Бирс буквально излучал компетентность.
— В субботу 23 февраля, приблизительно без пяти девять утра, меня вызвали телефонным звонком в дом миссис Тейлор, именуемый «Приоратом», сообщив, что она мертва.
Мистер Теодор Лоуднес сделал гипнотический жест, взмахнув черным рукавом:
— Новость удивила вас, доктор Бирс?
— Очень удивила.
— Как я понимаю, вы несколько лет были ее личным врачом?
— Точнее, пять лет.
— Пять лет. Она страдала каким-либо органическим заболеванием?
— Нет. По моему мнению, она могла бы отправиться пешком в Китай, неся в руке чемодан. Но ее психическое состояние внушало опасения.
Мистер Лоуднес нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— В возрасте семидесяти лет миссис Тейлор имела обыкновение красить волосы, румянить лицо и спрашивать меня, знаю ли я какое-нибудь омолаживающее лекарство, которое сделало бы ее привлекательной для мужчин.
— Всего лишь безобидный грешок?
Доктор Бирс поднял брови, отчего куполообразная веснушчатая макушка покрылась морщинами.
— Это зависит от точки зрения.
— Если бы кто-нибудь вручил ей банку с этикеткой соли Немо, думаете, она приняла бы дозу?
— Думаю, она приняла бы что угодно, если бы это вручил ей тот, кому она доверяла.
— «Кому она доверяла». Понятно. Можете сказать нам, были ли теплыми ее отношения с подсудимой или нет?
— На мой взгляд, слишком теплыми. В доме была нездоровая атмосфера. Она не казалась мне полезной для человека… — Доктор Бирс бросил взгляд на Джойс, — с малым житейским опытом.
— Вы имеете в виду обвиняемую?
— Да.
— Как медик, доктор, — сухо осведомился мистер Лоуднес, — вы сталкивались с жестокими преступлениями, совершенными людьми с малым житейским опытом?
— Сталкивался — в книгах.
— Я имею в виду реальность. Разве вы не слышали о Мари Лафарж, Констанс Кент или Мари Морель?
— Боюсь, эти дамы жили до меня.
— Я говорю вам это, сэр, как об историческом факте!
— Тогда я принимаю это… как исторический факт.
— Когда вы прибыли в «Приорат», вызванный телефонным звонком, что вы сделали и к каким пришли выводам?
— Я обследовал покойную, — доктор Бирс крепче стиснул перила, — и пришел к выводу, что смерть наступила вследствие большой дозы какого-то яда раздражающего действия — вероятно, сурьмы.
— В котором часу наступила смерть?
— Опять же по моему мнению, между десятью вечера и полуночью. Точнее ответить не могу.
— Что вы сделали потом?
— Я позвонил в полицию, сообщив, что не могу выписать свидетельство о смерти. Позднее я получил указание коронера произвести вскрытие. Удалив некоторые органы, я передал их аналитику министерства внутренних дел.
— Вы обследовали банку из-под соли Немо и стакан на столике у кровати?
Доктор Бирс ответил утвердительно. Банка содержала чистую сурьму, а стакан — одну десятую грана сурьмы, растворенную в остатках воды. Здесь мистер Лоуднес зачитал третьему свидетелю заключение сэра Фредерика Престона, аналитика из министерства, который обнаружил тридцать два грана этого яда в теле покойной.
— Это большая доза сурьмы, доктор Бирс?
— Очень большая.
— Симптомы проявляются внезапно или постепенно?
— Внезапно, спустя пятнадцать-двадцать минут.
— Теперь прошу вас подумать как следует, доктор, — продолжал обвинитель, подчеркивая каждое слово. — Хотя симптомы были внезапными, могла покойная дотянуться до шнура звонка рядом с ней?
— Безусловно, могла.
— Благодарю вас. У меня больше нет вопросов.
Джойс Эллис поднесла руку к горлу. Когда поднялся защитник, зал сразу почувствовал приближение кульминации. Батлер внимательно разглядывал свидетеля.
— Не могли бы вы описать нам эти симптомы, доктор? — заговорил он.
Доктор Бирс кивнул:
— В большинстве случаев я бы ожидал металлический привкус во рту, тошноту и непрекращающуюся рвоту…
— Так! — Слово прозвучало как выстрел. — Могу я спросить, покойную рвало?
— Нет.
— Вполне согласен с вами, доктор! Не назовете ли вы нам причины, по которым сделали такой вывод?
— Это первый активный симптом, ощущаемый пациентом. — Доктор Бирс тщательно подбирал слова. — Сильная и неконтролируемая рвота. Я никогда не слышал и не читал о случаях рвоты, не оставляющей следов. Кроме того, органы пищеварения показывали…
— Понятно. Как это отражается на других симптомах?
— Иногда, — ответил доктор Бирс с невеселой профессиональной улыбкой, — это выявляет разницу между выздоровлением и смертью. Все симптомы резко интенсифицируются.
— Какие именно?
— Боли во рту и горле, тяжесть в голове, судороги конечностей, спазмы желудка…
— Спазмы! — подхватил Батлер. — Я вполне согласен с вами, что миссис Тейлор могла дотянуться до звонка, если он находился под рукой. Но предположим, шнур висел за спинкой кровати?
— Прошу прощения?
— Доктор, вы слышали показания свидетельниц Алисы Гриффитс и Эммы Перкинс?
Вопрос был чисто риторическим. Свидетелям в Центральном уголовном суде, за исключением полицейских офицеров, никогда не позволяли слушать других свидетелей. Покуда Батлер объяснял, что сообщили Алиса и Эмма, куполообразный череп доктора Бирса, казалось, поднимался все выше, увеличивая его рост.
— Вы понимаете ситуацию, доктор Бирс?
— Да.
— Чтобы дотянуться до шнура, покойной пришлось бы встать на пол или совершить активные манипуляции на кровати, как мы только что слышали. Вы считаете это возможным при описанных вами спазмах?
