Гостиная г-жи дю Брокар, живущей во дворе суда Сент-Шапель.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Г-жа дю Брокар, г-жа Руссо, Руссо, Жозеф, Дюпре и Жюстина.
Дюпре сидит и просматривает дело.
Г-жа Руссо. Господин Дюпре!
Дюпре. Да, это я, сударыня. Я считал своим долгом лично ободрить вас и поэтому оставил на минуту вашего сына.
Г-жа дю Брокар. Ну вот, сестра, я ведь говорила, что нас не будут долго томить неизвестностью... Здание суда у меня под боком, и дома мы немедленно узнаем обо всем, что там происходит. Но присядьте же, господин Дюпре. (Жюстине.) Жюстина, подайте поскорее воды с сахаром[5]! (К Дюпре.) Ах, сударь, мы вам так благодарны.
Руссо. Сударь, ваша речь... (Жене.) Господин Дюпре был просто великолепен.
Дюпре. Сударь...
Жозеф (плачет). Да, вы были великолепны. Он был великолепен!
Дюпре. Не меня надо благодарить, а это милое дитя, Памелу, которая проявила столько мужества.
Жозеф. А я-то?
Г-жа Руссо (к Дюпре, указывая на Жозефа). Значит, он не привел в исполнение свою угрозу?
Дюпре. Нет, Жозеф оказал вам услугу.
Жозеф. По вашей милости! Не будь вас... Да что! Я шел с твердым намерением спутать все ваши планы; но как увидел весь народ, председателя, присяжных, толпу, да и тишина жуткая... Я весь трепещу... однако решаю стоять на своем. Меня вызывают, я выхожу, чтобы отвечать, и тут вдруг встречаю взгляд мадемуазель Памелы... а глаза у нее полны слез. Чувствую, что у меня вот сюда подступило. С другой стороны, вижу господина Жюля... Красавец собою, держится гордо, хоть и стоит под ударом. С виду спокоен, будто из любопытства пришел. Вот я и расстроился... «Не бойтесь, — сказал мне председатель, — говорите». А я и сам не свой. А тут еще боюсь себя впутать... да ведь, кроме того, я дал присягу говорить правду... Как бы то ни было — вот господин Дюпре впивается в меня глазами, словно... словно хочет сказать... Не могу даже выразить... язык заплетается; меня бросает в пот, сердце щемит, и я, как болван, пускаюсь плакать. Вы были великолепны! Тут уж деваться некуда, сами понимаете... Он меня совершенно сбил с толку. Вот я и запутался. Я сказал, что вечером двадцать четвертого, в неурочный час, застал господина Жюля у Памелы... У Памелы, на которой я собирался жениться, которую я все еще люблю, так что если я теперь на ней женюсь, во всем околотке станут болтать... такое... А мне все равно, великий адвокат, мне все равно! (Жюстине.) Дайте мне воды с сахаром!
Руссо, г-жа Руссо и г-жа дю Брокар (Жозефу). Друг мой! Молодчина!
Дюпре. Памела в своих показаниях так упорствует, что это дает мне надежду... Во время ее допроса была тяжелая минута; прокурор повел дело круто и не желал верить в правдивость ее слов: она побледнела, я думал, она вот-вот упадет в обморок.
Жозеф. А я-то?
Дюпре. Она проявила редкую, величайшую самоотверженность. Вы и представить себе не можете, что она для вас сделала; она даже и меня ввела в заблужденье... она наговорила на себя, а ведь в действительности она невинна. О, я все это понял! Один только миг она словно заколебалась, но стоило ей бросить взгляд в сторону Жюля, и бледность ее сменилась внезапно румянцем, тут мы поняли, что она спасет его! Несмотря на грозившую ей опасность, она еще раз во всеуслышание повторила свое признание и, рыдая, упала на руки матери.
Жозеф. Да, золотое сердце, что и говорить!
Дюпре. Однако мне пора; заседание, вероятно, возобновилось: сейчас председатель должен делать резюме.
Руссо. Пойдемте.
Дюпре. Минуточку! Не забывайте Памелы, эта девушка пожертвовала честью ради вас, ради него!
