был классический пример дрессировки. Как по учебнику.
Этот трус даже этого не сделал своими руками. Он хотел, чтобы мои братья творили со мной эти ужасные вещи, и когда я отняла трон у своего отца, я собиралась заставить своих братьев заплатить за то, что они сделали со мной.
Однажды ночью, когда мы с Ваном вступили в относительно оживленный спор, я назвала его педофилом. И не была готов к удару, когда Ван дал мне пощечину, он сделал это достаточно сильно, чтобы я увидела звезды.
Тяжело дыша от шока, он наклонился надо мной, когда я схватилась за щеку, и выплюнул:
— Думаешь, ты здесь единственная жертва? — ну, да, так оно и было. И я наблюдала, как грудь моего брата вздымалась от гнева, от беспокойства, когда он смаргивал слезы при воспоминаниях. — Думаешь, мы хотели делать все это? — он покачал головой. — Ты была слишком молода, чтобы помнить. Ты понятия не имеешь, что с нами сделали бы, если бы мы отказались. — Он тупо уставился в стену. — Он никогда не прикасался к тебе. Но это не помешало ему прикоснуться к нам. — Когда он вышел из своего транса, моргнул на мгновение, а затем зарычал на меня. — И, бл*дь, следи за тем, как ты со мной разговариваешь, Линг-Линг. — Уходя, он произнес: — Не говори о дерьме, о котором ты ничего не знаешь.
Именно суровость этих слов, скрытая боль в его голосе заставили меня увидеть правду такой, какой она была. Ван был прав. Я была не единственной жертвой жестокости моего отца.
Мы не часто говорили об этом, но когда мы это делали, я чувствовала, как изгоняю гнев из себя, чувствовала, как парю в воздухе, и сегодня вечером мне это было нужно.
Он протянул мне косяк, и я взяла его, облизывая губы и держа между пальцами.
— Ты помнишь, что сделал со мной? Что он заставил тебя сделать со мной?
Я поднесла дым к губам и вдохнула его, закрыв глаза, наслаждаясь теплым сиянием моего кайфа.
Стоя спиной к дивану, Ван кивнул. Его голос был тихим, как шепот.
— Да.
Я сделала еще одну затяжку, и мой разум стал опьяненным. Я не должна была спрашивать, но сделала это.
— Ты хочешь сделать это снова?
Полная честность.
— Нет, но иногда думаю об этом.
И я. Это вызывало отвращение к самой себе.
И именно поэтому мы были так близки. Никто не понимал. Только мы понимали, какое замешательство вызвало сексуальное насилие над детьми, недоумение от того, что тебя обхаживает член семьи и ты не знаешь, что это происходит, и, наконец, душераздирающий опыт получения удовольствия от рук того, от кого ты не должен был его получить.
Конечно, мы ни в чем не были виноваты. Мы не знали ничего лучше. Мы были всего лишь детьми, и человек, которому мы должны были доверять, предал нас. Он предал нас всех.
Неудивительно, что мы были в таком дерьме, в каком были.
— Ты хочешь иметь детей?
Ван усмехнулся.
— Черт возьми, нет.
Вполне справедливо.
Только у одного из моих братьев был ребенок, и он держался как можно дальше от этого ребенка, боясь испортить ему жизнь так же сильно, как и нам ее когда-то испортили.
— Я хочу, — призналась я, делая глубокий вдох и медленно выдыхая. — Даже после всего, я все равно этого хочу.
Он откинулся назад, и его затылок коснулся моего плеча.
— Тогда у тебя будут дети, Динь-Линг.
Я нежно провела пальцами по его волосам, и мы вернулись к приятной тишине.
Нет. Этому не суждено случиться.
Как бы мне ни было грустно, дети были не для меня.
И мне просто придется жить с горькой завистью из-за того, что она получила ребенка, который, по сути, должен был быть моим.
Глава 4
Лекси
Я была на кухне, когда кто-то постучал во входную дверь. Молли отложила деревянную ложку, которой помешивала соус для пасты, и вытерла руки кухонным полотенцем.
— Я открою.
Боже, она была хорошей девушкой. Я была благодарна за то, что она была в моем доме, в моей жизни. Надеюсь, она знает, как сильно я ее ценю. Видит бог, я напоминала ей об этом так часто, как только могла.
В ту секунду, когда я услышала, как открылась дверь, Молли весело произнесла:
— Боже, выглядишь дерьмово. Долгий перелет?
И мне пришлось подавить желание взвизгнуть от возбуждения. Бросившись вперед в своих тапочках с Пикачу, я увидела его и вскинула руки, сияя:
— Ты дома!
Хэппи хмуро смотрел на Молли.
— Полегче, малышка. — Затем он вышел вперед, выдавив усталую улыбку. — Привет, красавица. — Он медленно потянулся ко мне, чтобы крепко обнять и когда он это сделал, я почувствовала, как его вес опустился на меня. Мои руки поднялись, чтобы схватить его сзади за куртку, и я держала его так же крепко, как и он меня. Поглаживая мою спину, он отстранился, но лишь слегка, чтобы посмотреть на меня сверху вниз улыбающимися глазами. — Как у тебя дела?
Я посмотрела в его усталое лицо, и моя улыбка погасла.
— Ты в порядке?
Вздохнув, он закрыл глаза, и его густые ресницы казались удивительно длинными на щеках. Через мгновение он провел рукой по лицу и покачал головой.
— Не беспокойся об этом. — Затем он заставил себя еще раз улыбнуться. — Я хочу услышать о тебе. Как там мой мальчик?
Что-то казалось неправильным. Хэппи отсутствовал целую неделю, и для нас это был долгий срок. Обычно дня или двух не проходило без того, чтобы мы не виделись. По крайней мере, раз в неделю он, Никки и Дейв приходили на ужин. Мне было любопытно, почему он казался таким мрачным.
Я дернула подбородком в его сторону, смягчая свою улыбку.
— Почему бы тебе самому не посмотреть? Он спрашивал о тебе.
Улыбка Хэппи стала шире, прежде чем он поцеловал меня в щеку.
— Сейчас вернусь. — Прежде чем пойти в комнату ЭйДжея, он вытащил что-то из кармана куртки и взял это с собой в коридор.
А потом я услышала, как маленький монстр воскликнул:
— Дядя Хэппи!
За этим последовал смех и приглушенный разговор. Мы с Молли обменялись удивленными взглядами,
