Но она его убила. Любила и убила. Странно, правда? Да как же можно то, убить любимого человека? Нет, не странно.
Убила потому, что немец, фашист и стрелял «наших» людей, как сказала баба Ганна. Любовь к Родине, оказалась сильнее. Да и рассудите сами, какое будущее у них могло бы быть? Никакого. Вот так, из ружья и застрелила. Как говорят, жизнь за жизнь. И остался Он с ней. Навсегда. Она убила не любимого человека, она убила врага Отечества. И знали про то, только Я, баба Ганна да он, сидящий в самом темном углу погреба. Тот кого в дестве называла «Бабайка».
***
Прошло несколько лет. Многое изменилось. Но однажды мне все же довелось вернуться в ту деревню, уже, будучи подростком. Я побежала к землянке бабы Ганны. Бежала быстро, и было очень тревожно на душе. Но вместо землянки там оказался склад металласбора. Весь двор был в железках, трубы, каркасы, старые холодильники, запчасти от корпусов автомобилей и прочее. Все разложено на огромные кучи. Не было ни землянки, не погреба.
Я встала у калитки и осмотрелась. Пыталась найти хоть что-то мне знакомое или кого то. Ни бабы, не Тишки с Гришкой.
— Че уставилась? Че надо? — Неприятный, раздраженный женский голос.
Какая-то особа, женского пола, в грязном переднике, стояла возле больших весов, на которых лежали металлические штуковины, всяческий лом.
— Я бабу Ганну…
— Пошла вон отсюда! — Заорала женщина как ненормальная. — Я сказала, пошла вон. Нет тут уже никого, года четыре как нет!
Я развернулась и пошла на станцию. Нервная женщина продолжала кричать мне в след.
— Ходят тут, отродье чертово, вынюхивает!!!
По моим щекам текли слезы из-за незаслуженной обиды. А может, и нет обиды вовсе. Я понимала, что никого там уже нет. Потому, что давно, года четыре назад, кажется, мне снились и бабка, и ее кот с собачкой, и …. солдат из темного угла в погребе.
Я опоздала.
А еще, в этот календарный день, да только, 4 года назад, должна была Я прийти к бабе Ганне, та очень уж просила и Я пообщала да не сделала, не пришла. Я теперь вот, поздно, стало быть. Не попрощались толком, по-людски. Думаю, зла она на меня не держала за безответственность.
А с этой деревней, меня больше ничего уже не связывало. Почти ничего, кроме вопоминаний.
5 Муж с того света вернулся
На краю нашего села есть хата. Очень старая, заброшенная хата. Мы, даже будучи малыми, старались обходить ее стороной уж такая от нее энергетика валила, что долго рядом с тем местом, никто находиться не мог. Взрослые же, и подавно, боялись настолько, что даже «хомы неверующие», если доводилось проходить или проезжать по той местности, осеняли себя «крестным знамением», на всякий случай и приговаривали «береженного бог бережет». Так сказать, от греха подальше.
Малолетками, мы стали интересоваться, что же за такая мистическая история может быть связана с той хатой и почему люди так бояться ее?
До поры до времени, баба Агрипина молчала, а потом, опрокинув рюмаху, таки осмелилась и поведала нам тайну того места.
Далее с ее слов.
«То после войны дело было. Много мужиков тогда с фронту не вернулося. Похоронки шли, одна за другой. Такое время было.
А в той хате, жила Ленка «Кирпатая». Фамилия ее по — мужу, Кирпа была, оттого и погремуха такая прилипла. Баба она молодая, красивая. И когда ей похоронка та пришла, не заплакала она, разоравала на глазах у всего села. Не поверила. Так бабам всем и сказала, что пока Юрочку своего, в гробу покойным не увижу, глазами своими, никому не поверю. Так и стояла на своем.
Бабы ее жалели. Совсем молодой — то овдовела, мужа ее сразу после свадьбы на фронт и забрали, после первой брачной ночи, считай, ага!
Каждое утро, вещи мужа молодого, рубахи да споднее она на речке выстировала, белила добела, крахмалила, наглаживала. Чтоб как вернется Юрочка, сразу было, во что чистое переодеть мужика.
Следила за тем, чтоб для бани, дровишки всегда были да веники.
А повечерам, выходила Ленка на крылечко и смотрела на дорогу, в акурат что в поле вела. А там еще и кладбище, недолеко было.»
Баба Агрипина, налила в стопочку еще самогонки, тяжко вздохнула и разом, всю выпила. Занюхав коркой хлебушка, «по — простому, по — нашему» как она говорить любила, а затем продолжила:
«Так вот выйдет на крылечко и стоит, стоит, смотрит. Говорили, что до зорьки ясной, могла она простоять, Юрчика, так она мужа звала, высматривать. А иногда, прям на дорогу пойдет, станет и зовет его по имени, да так протяжно, в акурат, в полный месяц еще. Зовет, а ей в ответку, токо волки подвывают. У баб кровь от страху стыла в жилах.»
Глаза бабы Агрипины, наполнились слезами, а мы отложили в стороны свои пирожки и, открыв рты, ждали продолжения.
— Не плачьте, бабушка Аглипина, пожалуйста! — Наивно попросила Я, отодвигая стакан с вишневым компотом. Да, Я тогда не выговаривала букву «Р».
— Не буду Лялечка, не буду. — И баба быстро, носовым платочком, края которого были обвязаны крючком тонкого кружева, смахнула слезы. Потом грустно взглянула в окошко, на подоконнике которого стояла Розовая герань, цветущая, в глиняном горшочке, под которым стояла старенькая треснутая тарелочка с голубыми узорами под «гжель». После войны, эти цветы, женщины прозвали «Солдатская слезка».
— Не плацьте, бабуська! — Подхватила моя сетренка Нюся.
Старшие ребята, недовольно покосились на нас. Кто-то показал палец у рта:
— Цыц, козявки, не перебивайте!
— Продолжайте, Агрипина Ильинична! — Настаивали подростки, приехавшие из города. Это были студенты ФИЛФАКа. Они все тщательно записывали в тетрадки и параллельно дублировали рассказ на касетный магнитофон «Весна».
«Годков так пять минуло. Сельчане ужо и попривыкли к ее странностям. Замуж она так и не шла. А за кого? Мужиков — то и не было. Любой хромой и больной, калека с фронта вернувшийся, завидным женихом считался. А она, все Юрия ждала.
А потом, не пойми, что случилось с нашей Ленкой «Кирпатой». Является в колхоз на работу, вся радостная, нарядная. Просит у Машки, самогонки ей в долг дать, у Христины, молока да сыру. Мы в непонятках, а она смеется и отвечает нам, мол, Юрасик, вернулся. Бабы и оторопели. Вот чудо то чудное! Неужто, дождалась мужа родного!?
Мы только друг дружку локтями толкали да приговаривали, вона гляди что делается, вот она, любовь любовная! Не зря значит, подруга наша, верила, да звала муженька. Вот как славно
