Ирки, так как она же имела тот журнал, а не Я, сопля зеленая.
— Давай, вмаж этой сопле зеленой, выскочке! — Так обо мне отзывались. И Я решила кусаться.
— Так, шо тут відбувається? — Послышался голос пионер вожатой.
— Я питаю! Що тут сталося? — Строго повторила она. Мы перестали мутузить друг друга.
Я слезла с крепкой Ирки.
— Оця циганва… — Только начала жаловаться Ира на меня, но тут рукой пионер вожатая показала ей, мол, заткнись. Взгляд девушки упал на журнал.
— Ого! — Присвиснула она. — Оце тема!
Она полистала его, потом сунула под мышку, и пошла к выходу, виляя задом.
— Це мій! Мій! — Крикнула Ирка.
— Був твій, а став мій! — Спокойно ответила пионер вожатая.
— Це … — Питалась вставить Ирка.
— Рота закрила. — Железным голосом сказала девушка и удалилась.
— Це все из-за тебе! — С ненавистью гаркнула Ирка на меня.
— А не треба було перти сюди той журнал! — В лицо ей кричала Я.
***
На душе было скверно. Как обычно в таких случаях говорят — кошки скребут. Нет, вовсе не из-за журнала. Было предчувствие нехорошего, непоправимого. И ребята все не возращались. Я крутилась в кровати и не могла уснуть. Видимо соседку это достало, и она лягнула меня ногой в бок.
— Спи, давай, запихала вже.
Но спать не хотелось. Хотелось выть. Я скрутилась калачиком, поджала ноги, уткнулась лицом в подушку и заскулила.
Не знаю, сколько времени Я так «кублилась» но утром разбудили меня суетливые голоса. Кровать моя стояла возле окна, и солнце светило мне прямо в глаза.
Я отбросила одеяло, запрыгнула на подоконник и высунулась из окна. За окном бегали взрослые. Во дворе была милиция и скорая. Но самое странное, что реально насторожило… это носилки на земле. Тот, кто лежал на них, был накрыт с головой, белой простыней, на которой проступили и застыли капли крови.
— Що це? — Спросила тихо Я.
Другие девочки тоже стали просыпаться и подтягивались к моему окну.
Я открыла окно полностью и, хотела было спрыгнуть с подоконника. Это был первый этаж, не высоко и только взглянула в низ, как …
— Тссссс — Внизу, под окном, на корточках, сидели ребята. Один из них приложил палец к губам — Тссссс….
— Що трапилось? — Шепотом спросила Я.
На мальчишках «лица не было». А самый маленький плакал, размазывал сопли и слезы по щекам. Я чутвовала, случилось неладное и, боялась услышать, что…
— Колька! Колька, ночью под товарный поезд попал. — Сказал один из ребят.
— Ему голову разрезало. По рельсам размазало. — Сказал другой.
— Мы его … там на узловой. Мы думали они не тронуться. Думали… а он под колесами спрятался. Мы думали… — Шептал третий.
— Вы мне тут всех детей поперепугаете. — Кричала во дворе Воспитатель. — Чего сюда то, принесли? Чего!?!
Носилки унесли. И действительно странно, что сюда привезли, а не сразу в морг. Оказалось, что ребята, тащили Колю, в лагерь, думали, что фельдшер местный помочь сможет как то. Что голову соберут и пришьют обратно.
Смену закрыли. Детей, родители позабирали из лагеря по домам. Я не знаю, был ли третий поток. Наш отряд, весь, разьехался по домам.
Коля, это мальчик с нашей улицы, это ему, тогда, не достался вареник с вишней.
***
Осень, она такая разная бывает. Вот до октября, вроде еще ничого так, бабье лето случается. А вот ноябрь мерзкий. Дожди да грязь. И на улице особо не погуляешь, не побегаешь, грязь разве что башмаками месить? Да лужи мерять на глубину?
Баба Ганна, топила груду.
Груда, это отсек в печке, что-то типо камина, но закрытого. Топила углем и дровами вместе взятыми. Так лучше. Дрова быстрее прогорают, а от них уголь занимается. Уголь тепло держит долго, дрова сгорели, а уголь только начинает тепло отдавать.
Мне же было поручено тесто на блины, перемешивать и приговаривать «на зиму теплую, на зиму коротую», что-то в этом роде, не помню. Я стояла на табуретке и орудовала половником в глечеке. На сгорбленной спине бабы Ганны, умостился Гришка, рыжий кот.
— Онуця! — Спохватилась баба Ганна. — Ану злазай до погребу, принеси вареню з перічки.
— Угу. — Кивнула Я.
На улице лил дождь и выл сильный холодный, пронизывающий насквозь ветер. В такую погоду, плохой хозяин собаку не выгонит. Я спустилась в погреб. Взяла баночку смородинового варенья и, собиралась было вылазить, но тут вспомнила, про темный потаенный уголок, в котором якобы жил «бабай».
Я считала себя уже довольно взрослой особой и непригоже мне, непойми чего боятся. Я с мальчишками старше себя дралась, а тут «бабай» какой-то. Не на ту напали!
Я пошла туда, подсвечивая себе коногонкой.
Коногонка — это такой фонарь шахтерский, с личным аккамулятором, вещь нужная и удобная. Крепилась она на поясе, а сам фонарик надевался на голову.
Оказалось, что там маленький такой коридорчик, очень узкий и чем глубже в него, тем еще уже он становился, и ниже потолок. Наконец я уперлась во что-то и опустила взгляд в пол. Это были сапоги, кирзовые сапоги. Я решила рассмотреть все подробнее. И чем выше поднимался мой взгляд, тем отчетливее возникала фигура, сидящая на полу, в военной форме. Дошло до головы и …
Это был скелет! Скелет в военной форме второй мировой войны. Только форма эта принадлежала не советскому солдату, а фашисту!
Немецкая форма, солдата третьего рейха. Так корректнее звучит. Для совестких детей, все, что касалось тогда Германии, звалось и ассоциировалось с фашизмом и Гитлером.
Нет, не мумия, а именно скелет, но одежда на нем не сгнила. На голове была каска, а рядом лежало ружье. Я не закричала. Но из моих рук выскользнула банка с вареньем и разбилась вдребезге, капли варенья с осколками разлетелись повсюду. Да, Я дрожала, но не кричала. Так вот ты какой, бабайка, из темного уголка!
***
Вообщем, в землянку Я пришла без варенья. А баба Ганна жарила блины и не поворачивала головы в мою сторону. Она знала, что Я видела бабайку.
— Отак буває онуця. — Тихо всхлипывая, начала свой рассказ баба Ганна.
Я не буду вдаваться во все подробности. Это тяжело вспоминать. Да и бабе Ганне тот рассказ давался тогда с большим трудом. Человеческие судьбы, сложные и искалеченные войной. Мне маленькой девочке тогда, это казалось, просто историей, из книжек или из фильма. Да-да, о таком фильмы снимают.
А тот, «бабайка» из погреба бабы Ганны, точнее тело или то, что от него осталось, был некогда, солдат. Действительно, настоящий немец, с которым у Ганны, во время войны, любовь случилась.
