Мы с мальчишкой переглянулись, и я выдала заготовленный ответ:
– Увы, – и с сожалением пожала плечами. – Сбежал, наверно, от прессы. Нас все боятся. Если завтра-послезавтра не появится… То всё.
Тимофей Лукич огорчённо цокнул языком, обнял внука за плечи и, чинно пожелав мне доброй ночи, отправился к себе. А я – к себе. Рядом с двухэтажным домом ютился небольшой кирпичный домишко «для детей». Молодежь-де любит уединение и отдохнуть от визга детворы, пояснил председатель, выдавая ключ.
И минут десять я просидела на крыльце, бездумно глядя в небо. Полная луна куталась в саван прозрачных перистых облаков, и по ним кругами расходилась лимонная радуга… а мне виделись глаза. Ядовито-жёлтые. Нечеловеческие. И как теперь уснуть?.. А впрочем, усталость, свежий воздух, лесная прохлада вместо душного городского пекла…
Отперев дверь, я включила свет в крошечной прихожей-кухне. Всё, что было в домике, – это узкий закуток с крючками-вешалками, старым буфетом да столом с чайником у окна возле входа, дверь в ванную-туалет и узкий коридорчик, ведущий в маленькую спальню. Но мне здесь сразу понравилось. С удовольствием зависла бы на недельку-другую.
Я включила чайник, достала из сумки полотенце с летней пижамой и сходила в душ. Сполоснулась, обтёрлась, оделась и вышла из ванной. И замерла на пороге. Мужик-нечисть сидел за столом и меланхолично размешивал в кружке сахар. Свет я не включала – хватало луны и дачных фонарей, и в полутьме жуткие глаза горели нереально ярко.
– Доброй ночи, Рада, – поздоровался он негромко. И сипло, простуженно попросил: – Не бойтесь. Если бы навредить хотел… Вы бы даже не поняли, кто пришёл, что сделал… Не надо бояться. Садитесь. Поговорим.
Я сглотнула, судорожно вцепившись в дверную ручку. Ноги дрожали и подкашивались, а мужик сидел очень… правильно – на табуретке рядом с входной дверью. И мысль о побеге через окно спальни я отмела сразу. И пары шагов не сделаю, как догонит и скрутит.
– Извините, я покурю, – предупредил он вежливо и осторожно, не делая резких движений, полез в карман старых камуфляжных штанов, достал пачку сигарет и зажигалку, плавно встал, приоткрывая окно. И снова уставился на меня.
А я, в майке и шортиках, сразу почувствовала себя голой.
– Рада, – мужик-нечисть улыбнулся и щёлкнул зажигалкой, – люди меня совершенно не интересуют… ни в каком виде. Не бойтесь. Вы правильно сделали, придя к дому. Напомнили, что мне пора уходить. Я ещё месяц назад собирался съехать, но мы слишком привыкаем к одному месту – к своей территории, – добавил с нажимом, и по интонации я поняла, что это не просто слова. Это… знак. Вроде дорожного «Машины не ставить!».
И, вдохнув-выдохнув, я на негнущихся ногах подошла к столу и неловко села на табуретку напротив окна и боком к нечисти. Деваться-то некуда… Мужик, зажав дымящуюся сигарету в уголке губ, сразу встал, налил мне чаю и пододвинул упаковку печенья.
– Вы… кто? – я кашлянула и неловко взяла печенье.
– Нечисть, – он сел, затянулся и выпустил из носа струйки дыма. – Таких, как я, ведьмы называют «летучими мышами». «Нетопырями». Это… разновидность. Я с патентом, – пояснил сразу и коснулся подвески-монетки на шее, – с правом жить среди людей. Нас постоянно проверяют на адекватность, умение социализироваться и безопасность для людей.
Ведьмы. Нечисть. «Мыши» какие-то «летучие». Чёрт, а… Я сгрызла печенье и глотнула горячего чая, цепляясь за свою реальность, в которой я не верила ни в каких оборотней. А они есть, как мудро заметил Вовчик, и не нуждаются в нашей вере, чтобы… быть. Существовать. Они прячутся в тенях и отражениях зеркал, притворяются людьми, чтобы…
– Я не пугать пришёл, – незваный гость огляделся в поисках пепельницы, не нашёл и использовал вместо оной баночку с остатками мёда. – И не мстить за вторжение. А поговорить. Предупредить.
– О чём? – я, забывшись, посмотрела на него, вздрогнула, встретив фосфоресцирующий взгляд, и опять уткнулась в чашку.
Он вздохнул, похлопал по своим штанам и достал из бокового кармана солнцезащитные очки.
– Так легче?
Я глянула искоса и снова отвернулась. Ненамного. Ядовитая желтизна отражалась от тёмных стекол, озаряя небритое скуластое лицо нездоровым светом. Он снова вздохнул.
– Извините… – промямлила я.
– Ничего, – «нетопырь» поднял очки на макушку, убирая с лица длинный волнистый чуб. – Вы верите в меня – и в вероятность существования таких, как я. Это хорошо, – и уверенно произнёс: – В вашей семье кто-то есть. С даром. В раннем детстве вы видели волшебство каждый день, но потом выросли и забыли. Но вера осталась. И сейчас она не даёт вам удариться в истерику и панику. Страшно, но вы справитесь. Иначе бы я не рискнул прийти.
Я снова глянула на «нетопыря» искоса. Его вежливые манеры и грамотная речь совершенно не вязались с неряшливым внешним видом. Неопрятная тёмная борода, отросшие всклоченные волосы, линялая майка-тельняшка. Крестик, кстати, на второй цепочке, рядом с подвеской-монеткой. И вроде бы пахнуть от него должно… соответственно, а не пахло. Ничем, кроме смородины и леса.
Чай закончился, и ночной гость снова встал и ушёл в ванную за водой. Двигался он абсолютно бесшумно и невозможно ловко. Габаритный, занимал собой полкухни, но под его шагами ни одна половица не скрипнула, и в узко-низкие дверные проёмы он просачивался гибко, как лавирующий в толпе с подносом душка-бармен.
Уютно запел чайник. «Нетопырь» сел на табурет, посмотрел на меня выжидательно, и, снова вдохнув-выдохнув, я неуверенно предложила:
– Ну, рассказывайте…
– Зря вы письмо прочитали, – ответил он неожиданным. – Зря приняли от ведьмы послание.
У меня внутри всё замерло.
– Почему? – я нахмурилась. – Потому что не мой мир и не моё дело?
– Потому что обычно в другой мир люди лезут с подготовкой – теоретической и технической, – сурово пояснил мой собеседник, доставая вторую сигарету. – А у вас ни знаний, ни… скафандра. Оберег есть, – и он втянул носом воздух, раздув ноздри, – волшбой пахнет. Но вряд ли он защитит от той, что присосалась пиявкой.
Я вздрогнула:
– Пиявкой?..
– Мы делим мир на три части, – «нетопырь» снова закурил, глядя мимо меня. – Живой мир. Мёртвый мир. И мир теней. Последний – это мир, где замирают души не живых и не мёртвых. Кто очень болен. Или проклят. Ведьма, которая вам явилась, проклята – застыла между жизнью и смертью. Но прежде она оставила заклятье, – и он прищурился, точно незримую цель выискивая. – Заклятье-тропу. Письмо – это первый шаг по связующей тропе. Она узнала о вас, пришла и запомнила «адрес». Я вижу, – страшные глаза вспыхнули живым огнём, – её в вашей тени, Рада. Дух ведьмы впился в вас. Пиявкой. А пиявки питаются кровью. И тропа проложена, и «адрес» известен, и новые письма – это новые встречи. И не только она будет приходить к вам. Вы с каждым новым письмом будете приближаться к ней.
