время — да. Но я больше ничего не знаю, Роберт, — ответил мастер Лонгвей.
— Чонг, о чем ты мне не договариваешь?
Мы вошли в дом, и мастер Лонгвей встал, чтобы поприветствовать Ирен.
— Я так рад, что ты пришла.
— Рада помочь всем, чем смогу.
Моя мама и Люсиль приветствовали ее, а Ирен любезно поприветствовала всех — даже отродье, которое просто пристально посмотрело на нее, прежде чем опустила голову.
Елена была такой чертовски слабой. Она никогда не будет готова, никогда не будет достойна быть моей всадницей.
Взгляд Ирен упал на перо, которое мой отец сжимал в руке.
— Можно мне?
Отец сжал челюсти, когда обдумал ее просьбу.
Я ненавидел то, как он обращался с Ирен. Это была не ее вина, что она не смогла увидеть, кто собирался предать его всадника. С того места, где я стоял, все равно не выглядело так, будто их отношения были особенными. Если бы это было так, мой отец знал бы, что у короля Альберта и королевы Катрины был ребенок.
— Она единственная, кто может рассказать нам, что произошло, папа.
Он посмотрел на меня долю секунды, затем осторожно протянул ей перо.
Я увидел лютую ненависть в его глазах.
Ирен взяла перо, и Люсиль подвела ее к дивану.
Ирен закрыла глаза, и в комнате стало необычайно тихо, будто мы все затаили дыхание.
Это была одна из вещей, которые мне больше всего нравились в Ирен, — наблюдать, как у нее появляется истинное видение.
Когда ее глаза открылись, они были чисто белыми.
Она открыла рот, чтобы заговорить, и я шагнул вперед. Я был более чем готов схватить эту сучку-гиппогрифа.
Глаза Ирен вернулись к своему обычному голубому цвету так же внезапно, как и стали белыми.
В тот момент, когда она вышла из своего транса, ее грудь вздымалась, и она надрывно кашляла.
Люсиль сбегала на кухню и вернулась со стаканом воды.
Ирен проглотила его, восстановив контроль, но ее глаза оставались расширенными от ужаса.
— В чем дело, Ирен? — спросил отец, нарушая напряженное молчание.
Она уставилась в никуда, игнорируя его вопрос.
— Ирен! — рявкнул он.
Ирен медленно повернулась и посмотрела на моего отца.
— Что ты видела? — Его тон все еще был требовательным, хотя голос немного смягчился.
— Ничего. — Она нахмурилась, между ее бровями образовалась глубокая складка. — Я потеряла это.
В комнате раздался коллективный вздох.
Как это было возможно? Ирен никогда раньше не теряла ни одного из своих видений.
— Горан в Пейе? — Голос моего отца звучал более враждебно, чем когда-либо прежде. — Ирен!
Она покачала головой.
— Он все еще в Итане?
— Я не знаю, я не знаю, я не знаю! — Ее голос повысился от паники, а на глаза навернулись слезы.
— Что значит, ты не знаешь?
— Роберт, — упрекнула мама, положив руку ему на плечо.
— Исси, она единственная, кто может рассказать нам, что происходит.
— Я никогда раньше не теряла видение. Я чувствовала, как оно приходит ко мне, а потом… ничего. Оно было заблокировано такой громадной силой. Я только однажды чувствовала подобный блок, — сказала Ирен.
— Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно делает это? — спросил мастер Лонгвей.
Ирен снова посмотрела на моего отца, и между ними промелькнуло что-то вроде понимания.
— Нет, Ирен, — сказал мой отец тихим и побежденным голосом. Он выглядел как тот печальный, жалкий засранец, каким был еще несколько месяцев назад.
— О чем они говорят? — спросила Елена.
Во мне клокотало столько гнева. Мне хотелось накричать на нее и сказать, что это все ее вина. Ирен не могла видеть гиппогрифа из-за его намерений. Точно так же, как она не могла видеть, что Горан собирается предать короля Альберта.
— Я не знаю, — прошептала Сэмми. — Судя по выражению папиного лица, это могло означать только одного человека.
— Кого?
Но мне не нужно было слышать ответ Сэмми, чтобы понять, что она ошибалась. Это не он.
Это его отродье.
— Я не могу объяснить тебе это по-другому, Роберт. Это точно такое же чувство. Я что-то почувствовала, а потом это исчезло. Единственное предсказание, которое я когда-либо получала и которое было связано с ними, было настолько расплывчатым, что я ходила с головной болью всю неделю. Я могла что-то почувствовать, но этого просто не произошло.
— Ирен, он все еще жив?
Я ахнул.
— Ты знаешь этот ответ. Калеб подтвердил это давным-давно. Перестань надеяться.
— Тогда расскажи мне, что ты видела.
— Ничего. Я ничего не видела, и это пугает меня больше всего на свете, — выплюнула она, чертовски вовремя разозлившись.
— Мне жаль, Роберт. От меня нет никакой пользы. Всем спокойной ночи, и я искренне сожалею.
Я смотрел, как она уходит. Я не мог позволить ей остаться одной сегодня вечером, не тогда, когда она проходила через что-то подобное.
Я последовал за ней, больше не обращая внимания ни на кого в комнате.
Ирен нуждалась во мне сегодня вечером, точно так же, как я нуждался в ней бесчисленное количество раз. Пришло время отплатить ей той же монетой.
***
Она провела большую часть ночи, плача и рассказывая о своем зрении, потирая голову, чтобы избавиться от пульсирующей боли.
Раскаленная добела ярость горела внутри меня, и я пожалел, что не могу выместить ее на Елене, поскольку она была причиной смятения Ирен.
У Ирен обычно начиналась головная боль всякий раз, когда она представляла будущее короля Альберта или королевы Катрины. Теперь она испытывала то же самое с Еленой.
Только вопрос времени, когда я тоже исчезну из ее видений.
Гребаная Елена.
Ей не следовало быть здесь. Зверь зашевелился внутри меня, призывая избавиться от нее, убить ее.
Она никогда не будет достойна заявить на меня права.
Она делала меня больным, физически и морально.
— Твой отец убьет меня, если застанет тебя здесь, — пробормотала Ирен.
— Не беспокойся о моем отце. Мне двадцать один. Он ни хрена не может сделать.
Она выдохнула и вытерла слезу со щеки.
— Не говори так, Блейк.
— Я — Рубикон, Ирен, а не какой-то глупый дракон.
Она улыбнулась, и я поцеловал ее в кончик носа.
— Не волнуйся. Я разберусь с ним.
— Ты не это имеешь в виду. Я потеряю работу в Драконии. Что ж, я уверена, что после этого мастер Лонгвей все равно меня уволит. — Она встала и села на край кровати.
Я осыпал поцелуями ее кремово-белое плечо.
— Он действительно сглупит, если сделает это.
Она усмехнулась, но затем медленно вздохнула.
— Ты действительно ничего не видела?
Она посмотрела на меня через плечо.
— Блейк, клянусь. Если бы я что-то увидела, я
