лучше! Не могли звери просто так взять и испариться! — начал нервничать Георгий, переходя на повышенные тона. — А лучше сиди ночью и карауль!
— Не могу ж я каждую ночь караулить! Когда сижу в засаде, хоть один бы попытался сигануть! Ан-неееет! Это тебе не бараны! Рога свои как поснимают, я ограду другую пущу.
— Вернутся твои олени! Они-то дорогу точно найдут, а если мы с тобой туда сунемся, то там и сгинем…
— Если малохольного своего потащишь — точно сгинем… У него кровь порченая!
— Что ты бредишь?! — лицо Георгия покраснело, а глаза блеснули злостью. — Кровь у нас одна! И знаешь что? Коли тебе так хочется, ступай! Коли зверье важнее души человеческой, ищи!
— Да полно тебе, Ёгор5! Вдруг чего, ты по хозяйству здесь все знаешь, — смеясь, произнес Василий, хлопая престарелого друга по плечу. — Говорят, в совхозе тоже трое слиняло на той неделе. Там-то уж точно с охраной все в порядке!
— Пойдем, я сам ограду просмотрю! А то брешешь, что целая! — потянул за собой Георгий собеседника обратно на пастбище.
Тот, помотав неодобрительно головой, поплелся за ним.
В избе оленевода уже вовсю кипел электрический чайник. Пара жила в обычном деревянном доме, подобном тем, что можно встретить в глубинке в любом уголке России. Никакого тебе саамского чума с каменным очагом по центру, хотя такие сооружения на территории фермы, конечно же, были. Однако некоторые вещи, несомненно, отличали внутреннее убранство их жилища от обычного дома: оленьи рога, развешанные по стенам, шкуры, служившие покрывалами для некоторой мебели (их, правда, было не так много), а также внушительное количество самодельной деревянной посуды (не особо практично). Около обычной русской печи под потолком были развешаны пучки иван-чая, зверобоя и крапивы, которые наполняли помещение характерным ароматом трав. Кое-где на стенах висели детские рисунки и самодельные картинки из ягеля и бересты. Ну и, конечно, различные цветастые клееночки да вязаные салфеточки — куда же без них!
Каждый раз, когда Коля входил в такие хоромы, он задавался вопросом о том, как можно жить подобным образом в современных реалиях. Парень прекрасно понимал, что прописка в селе Ловозеро вовсе не определяла именно такой быт и не являлась приговором для многих. Однако ему посчастливилось наблюдать именно самобытный устрой (сразу понятно, что Колины родители особо не жаловали такие места в качестве местных курортов). Но один факт все-таки приходилось признавать неукоснительно: уют таких помещений согревал и убаюкивал даже закоренелого горожанина.
— Васька даже и не сказал мне, что гости такие к нам пожалуют! — сетовала Елена, замешивая тесто для блинов. — Щас мы быстро блинцов сварганим! Раз-два и готово!
И действительно. Не успел Колин желудок прокричать митингующие лозунги во славу любимого мучного изделия, как первые дырявые кругляши уже дымились на тарелке. В подходе к приготовлению блинов Елена и Колина бабушка были солидарны. Поэтому парень не сомневался, что сейчас ему будет неимоверно вкусно.
— Как вы здесь, теть Лен, не надоело одним хозяйство держать?
— А мы жизни другой, Коля, и не знаем! Все это уже давно слишком дорого сердцу и привычно. Я даже вам, нынешнему поколению, сочувствую.
— Это почему же?
— А что? Вы всю жизнь только и делаете, что соревнуетесь. Кто больше заработает, кто удачнее замуж выйдет или женится… А если что-то не выходит, то и жизнь кончается.
— Ну это преувеличение, теть Лен.
— Нисколько. Вон, сын наш уехал в столицу, работу инженера там нашел, деньги, говорит, хорошие получает. А со своих объектов и не вылазит. Вся жизнь на этих объектах проходит, родителям лишний раз позвонить не успевает, не говорю уже о том, чтоб приехал… Я, конечно, за него очень рада! Очень рада, что даже в таких, казалось, богом забытых краях талантливые дети рождаются. Особенно когда у тебя самой такой! Только жалко мне его, кровиночку. Так вся жизнь и пройдет. Но, правда, говорит, нравится ему.
— Теть Лен, он пользу обществу приносит! Город отстроит, и целые поколения жить в нем будут! След в истории.
— Москва и так стоит отстроенная! Куда еще строить? Только одна она и строится. И ты туда же! Анютка мне рассказывала. Все беспокоилась, что ты в Ленинграде в какой-то забегаловке работаешь, к родителям ехать не хочешь.
— Вот и приехал сейчас…
— А чего передумал вдруг?
— Да так… не срослось… — со вздохом произнес Коля, явно решив уйти от назревающей темы.
— Оно и к лучшему, родимый! На кой тебе эта суета? И работу найдешь, и жену найдешь, и детей наделаешь… Жизнь хоть из-под носу не уйдет!
Эти слова прошлись острым лезвием по самолюбию молодого представителя амбициозного поколения. Они словно молотком одним махом пришибли все его честолюбивые мечты. Неужели он является всего-навсего очередным статистом? Неужели его ждет стандартный сценарий «жена-дети-дом»? А может, все-таки ему уготована главная роль в остросюжетном сериале про трудный выбор и признанные заслуги?
Коля все больше погружался в этот огромный океан рефлексии прямо за столом перед пустым фарфоровым бокалом с чайными разводами.
— Эй, Коленька! Я что-то не то опять ляпнула? — заметив резкую перемену на лице своего гостя, произнесла Елена. — Погрустнел ты больно… Обидела, что ли?
— Нет, конечно! Задумался немного, — очнувшись, протараторил парень. — Бабушку вспомнил. Она мне тоже постоянно блины пекла…
— Жалко Аннушку, да. Такой умной женщиной была, начитанной! Любой совет дать могла. Говорила, что проблемы человеческие все стары, как мир. И про все уже в книгах написано. «На, почитай. Может, душу отведешь», — отвечала мне порой. А мне и не до чтения всякий раз. Вон сколько дел!
Коля по-доброму усмехнулся, уставившись на столовую клеенку.
— Рано ее Господь прибрал, — продолжала хозяйка. — А может, сглазил ее кто? У нас тут всякого полно…
— Я в это не верю. Сглаз — это лишь человеческое самовнушение в действии.
— Скептик, значит?
— Реалист.
— Когда было мне годков, как тебе сейчас, отец рассказывал мне про один случай. Значит, отправились они с друганом, Игорем, рыбачить на Сейдозеро. Молодые, дури много. Тоже в байки всякие не верили, что старики рассказывали на лавках. Так вот. Сидели они в лодке, а рыбы нет и нет. Кой их бес попутал дальше там ошиваться? Уже смеркаться начало, а они все выжидали. Разговорились чего-то, хиханьки да хаханьки… Шуму навели. Тоже мне рыбаки. Глядит Игорь — что-то на поверхности воды показалось и исчезло сразу. Ну, думают, рыба посмелее стала. Ждут. И тут на те: удочку потихоньку подергивает. Ждут, не вынимают, чтоб не сиганула с крючка. А леску все сильнее и сильнее тащит. Отец говорит
