— Агатик, я сам вас отвезу. Тебе нельзя за руль, у тебя уже вон у самой глаз заплыл, — Макс, все это время находившийся рядом, поднял мое лицо за подбородок, но я его не видела.
— Где он?! Где этот ублюдок?! Я убью его! — Закричала я, вырываясь из рук Макса и ища глазами Руслана.
Когда я подлетела к нему, то с ужасом обнаружила рядом Эллину, со слезами на глазах осматривавшей его кулаки. Которые были в крови моего брата!!!
Сначала я даже опешила.
— Лина, этот урод только что избил до полусмерти Адриана, какого черта ты трешься около него?!
— Ну вообще-то Адриан первый начал… и… Агат, это мой парень, — смущённо ответила она.
— Тогда не подходи ко мне, пока ты с ним!
И тут внезапно Руслан захохотал.
— Какие же вы все таки одинаковые! Вот оно, единственное решение всех проблем на двоих: «не подходи ко мне»! Чувство меры вам вообще не знакомо, ведете себя, как будто вас в социум выпустили день назад!
— Что ты несёшь?! — Зарычала я, замахиваясь на него кулаком. Но Руслан быстро поймал мою руку, так стиснув запястье, что я заскулила от боли.
— Вот, что и требовалось доказать. Знаешь, теперь я даже начинаю понимать вашего брата, — процедил он.
А это уже был запрещённый приём. Я размахнулась и со всей дури впечатала ему пощёчину свободной рукой.
— Не тебе! Не тебе нас судить! Что бы ты не знал, тебе не известно, что было на самом деле!!!
Меня колотило от слез и от боли, потому что он только крепче сжал мою руку.
— А ну отпусти ее, — за моей спиной вырос Макс.
Руслан молча разжал кулак.
— Эллина, мы едем в больницу, ты с нами? — Спросил Макс, обнимая меня за талию.
— Езжайте, я останусь с ним, — нерешительно пробубнила она, отводя от меня взгляд.
Кажется, это меня и добило. Я еле еле переставляла ноги и, если бы не Макс, почти волоком тащивший меня на себе, конечности точно бы мне отказали.
— Где все? Адриан? — Прохрипела я, когда мы спускались в лифте на подземный паркинг.
— Какие-то парни предложили помочь дотащить его до машины, а Свят улаживает все с охранниками и администрацией.
— Сколько?
— 20 тысяч.
— Макс, пусти меня, — из последних сил проговорила я, когда мы вышли на холодный воздух. Едва его руки ослабили хватку, меня согнуло пополам.
Все воспоминания, вся боль, отчаяние и исступление почти пятилетней давности, приглушаемые в сознании, но не забытые, хлынули мне в голову яростным потоком. Меня колотило в истерическом приступе сухих рыданий. Я пыталась закрыть лицо руками, но они так тряслись, что у меня никак не получалось это сделать.
Макс с болью смотрел на меня, хотя не знал и не понимал, что произошло между парнями, и что происходило теперь со мной.
— Агата… — прошептал он, неожиданно шагая ко мне и сильно прижимая к своей широкой груди. Его рука легла мне на затылок, чтобы я почувствовала себя в безопасности, защищаемая им со всех сторон. Он уткнулся носом в мои волосы, шепча бессвязные фразы и пытаясь меня успокоить. Но я вся дрожала.
Мне было очень страшно.
После упоминания Русланом об Артуре, все стало пронзительно ясно.
Он снова начал делать это. Снова подбирался к нам. Снова начал покупать наших друзей.
Как тогда, 5 лет назад…
Когда он рассказал родителям о нашем с Адрианом инцесте.
***
Раз, и нет у тебя больше друзей, никого, кто бросился бы следом за тобой в аэропорт, кто подошёл бы и сказал твоим родителям: «это все неправда! Они никогда бы не стали друг с другом спать! Я знаю их с детского сада!»
Два, и твои документы неожиданно переведены из школы в университет на совершенно чужую тебе специальность.
Три, и тебе вручают новенький паспорт с девичьей фамилией матери и безлимитную кредитную карту.
И вот ты оказываешься в незнакомой стране, в чужом городе, где единственное знакомое тебе лицо — твой близнец.
И я до сих пор не знаю, что было хуже всего в шестнадцать лет: начинать жизнь с нуля, понять, что все святое в этом мире так же продажно, как и грех, или обзавестись опекуном при живом семействе?
Но так уж вышло, что для родителей мы никогда не были любимыми детьми. В Артуре уже было все, что хотели они и наш дед. Порядочный, усидчивый, умный и очень способный, не то что близнецы с гиперактивностью и вечным неудом за поведение.
Второй час ночи, а сна ни в одном глазу. Действие обезболивающего закончилось, и я буквально ощущала, как по щекам расползался синяк. Очень тихо и медленно, чтобы не разбудить Тайлера, сопевшего у меня под подушкой, я сползла с кровати и выглянула в коридор. Из-за приоткрытой двери Адриана слышались приглушённые звуки работавшего телевизора.
Я быстро прошлёпала к нему в спальню и нырнула под одеяло, свернувшись в клубок у его плеча.
— Снова кошмары снятся? — Шепнул Адриан, прижимая меня к себе.
— Нет, они снова происходят в нашей жизни, — отозвалась я.
— Он больше тебя не тронет, я обещаю.
— Значит огребать будешь ты?! Нет, я этого не позволю!
— Агатик, не волнуйся, с нами обоими все будет хорошо.
Он мне врал. Я знала. Он тоже.
— Кому же теперь мы можем верить? Скольких ещё он подкупил? Все будет, как тогда? Люди третьего десятка так же подкупны, как и в 16?
— Думаю, они всего лишь стоят дороже, — задумчиво отвечал Адриан, но я почувствовала, как напряглось все его тело.
— А наш опекун? Матвей Лукич, он ведь так добр к нам… если Артур и его тоже…
— Нет. Думаю, отец Макса наша единственная надежда выбраться из всего этого дерьма.
— А… Макс?
— Я надеюсь, что нет.
Но я все равно почувствовала, как горячие слёзы обожгли мне глаза. Оказалось, терять близких людей в 21 куда тяжелее, чем в 16. Потому что больше нет ощущения, будто все тебе по плечу, а все лучшее ещё впереди. Каждый новый год жизни только наматывает на сердце воспоминания и ощущения, делая его куда уязвимее. Мы начинаем бояться одиночества куда сильнее, чем в 16. Начинаем чувствовать предел той боли, которую готовы пережить, прежде чем примем решение не чувствовать ничего. Пока не захлопнем двери в наши сердца и не превратимся в бездушных взрослых, которые просто устали терять и оплакивать свои потери.
Адриан провёл перебинтованной рукой по моим волосам и поцеловал в лоб.
— Завтра мы поедем к Матвею Лукичу, поговорим и выясним, что нам делать. А сейчас спи, ладно? Я прослежу, чтобы никто не лез в твои сны, — прошептал он.
— Пока есть такая возможность, — пробормотала я.
