Эта история почти восьмилетней давности, записанная им со слов близнецов и их супругов, была хороша. Иван Адексеевич уже переводил ее в цифры и рейтинги, и по коже бежали мурашки.
Он брал много интервью. У моделей, актеров, блогеров и светских львиц. И никогда прежде не чувствовал себя так комфортно.
Адриан улыбнулся, ненавязчиво стараясь привлечь к себе внимание задумавшегося журналиста. Тому стало неловко, ведь он снова пялился на практически не функционировавшую правую руку молодого магната.
Желтая пресса не раз высмеивала его кривую подпись и забавный способ держать ручку в левой руке. А Иван Алексеевич теперь знал причину: Адриан был правшой, но пулевое ранение задело нерв. Еще одна строчка вверх в топе самых популярных интервью.
Но у Ивана Алексеевича было оправдание: если не сосредотачиваться на белке, крошащей за окном сосновую шишку, или правой руке Адриана, то глаза упорно возвращались бы к его сестре, невозможно красивой Агате.
Она сидела в кресле напротив в роскошном вечернем платье, выбранном стилистами для фотосессии, и из широкого разреза выглядывали стройные длинные ноги. Агата знала, как хороша, и всю жизнь этим умело пользовалась. В отличие от своего брата она, будучи контрольным акционером компании, продолжала развивать сайт знакомств, их первое детище, с Элиной, супругой Максима Ильевского.
Сейчас Агата пыталась отвлечься от грустных воспоминаний о похоронах их старшего брата, уставившись в стену и закусив нижнюю губу. Слишком сексуально, чтобы смотреть на нее дольше 10 секунд.
Иван Алексеевич оказался спасен от неловкой ситуации громким топотом детских ножек по парадной лестнице. Фотосессия закончилась, догадался он. И точно, спустя минуту дверь кабинета распахнулась, и внутрь ворвалась семилетняя девочка в пышном розовом платьице. Ее темно-русые кудри метались из стороны в сторону всякий раз, когда она оглядывалась назад, чтобы убедиться, что отец ее не догнал. С победным визгом девочка влетела в распахнутые объятия Агаты.
— Мамочка! Я выиграла! Ты видела? — Верещала она, заразительно хохоча и корча свое красивое личико.
— Настя, ты просто умница! — Смеялась вместе с ней Агата. — Надеюсь, ты не убила нашего папочку? Он мне еще нужен.
Она легонько щелкнула девочку по острому носику и осторожно поправила на шее цепочку с золотым крестиком.
Следом в кабинет скорыми шагами вошел высокий статный мужчина, на ходу отряхивая на себе пиджак.
— Поверить не могу, что ты наконец-то изволил ребенку выиграть у себя, Том! — Прыснул Адриан, закрывая рот ладонью.
— Я споткнулся об игрушку твоего сына, папаша! — Парировал муж Агаты.
Новости об этом парне тоже вызывали приличную шумиху. Как говорила двадцатитрехлетняя дочь Ивана Алексеевича, «градус его сексуальности только повышается благодаря тому, что он возглавляет службу безопасности иностранного представительства Петербурга, но тут же падает, потому что женат уже 7 лет и считает свою жену самой горячей на планете. Это нечестно, ему всего 32»!
Сейчас журналист имел все основания утверждать, что его дочь была права. Томас так пожирал глазами свою жену, о чем она, разумеется, прекрасно знала, что ему даже становилось неловко.
Помимо основной своей деятельности Томас являлся соучредителем фонда помощи онкобольным пациентам. Но об этой благородной миссии он предпочитал не рассказывать.
— Я сам! — Раздался упрямый голосок от двери.
— Конечно ты сам, малыш, дай только я с тебя гирлянду сниму, — последовал ответ.
Адриан захохотал.
— Мой отпрыск в своем репертуаре!
В кабинет, решительно сжимая ладошкой руку мамы, вошел мальчишка лет четырех. Он принял на себя все отцовские черты. Глядя на него, можно было смело утверждать, как выглядел в его возрасте Адриан. Только глаза ему достались от мамы: яркие изумрудно-зеленые.
Иван Алексеевич заинтересованно следил за новой семейной сценой. Он не напишет об этом в своем интервью, просто наблюдать за счастьем людей, переживших такую нешуточную историю в 20 лет, было до чертиков приятно.
Алина нагнулась и, подхватив малыша, усадила его Адриану на колени. Для фотосессии девушка выбрала платье с пышной юбкой, доходившей до колен, а туфли уже успела сменить на мягкие полосатые носки в ярко-розовый горошек.
Алина вместе со Святославом, другом семьи, владела несколькими оранжереями по городу, занималась реставрацией разрушенных ботанических садов и разрабатывала для них новые дизайн-проекты. Семейство филантропов, честное слово.
— Артур, ты же еще не вынудил Тайлера лезть от тебя в камин, правда? — Поинтересовался Адриан, ероша сыну волосы.
— Нет, папочка, это сделала Настя. — Честно признался мальчик.
— Серьезно? — Адриан поднял смеющиеся глаза на его мать.
— Не смотри на меня! — Засмеялась Алина, склоняясь к сыну, чтобы поправить ему маленькую бабочку на шее. — Тайлер спокойно зарывал в угли свою кость с завтрака.
Адриан поймал жену за подбородок и с нежной улыбкой повернул лицом к себе. Иван Алексеевич тактично отвернулся, чтобы не подглядывать, как тот ее целует.
***
Когда горничная принесла чай и увела детей обедать, Иван Алексеевич окинул взглядом всех четверых и снова включил диктофон.
— В нашем журнале по окончании интервью принято оставлять какое-то напутствие для наших читателей. Агата, что бы вы хотели сказать им?
Она задумалась на минуту, по привычке глянула на своего близнеца и ответила:
— Наше поколение за глаза называют потерянным. Мы вынесли для себя такой урок. Никто не имеет права обвинять нас, что мы появились на свет в нескольких шагах от нового тысячелетия. Мы не виноваты, что нам выпал шанс испытать на себе такое количество возможностей мира, ни на день не замирающего в своем развитии. Да, мы совершали аморальные поступки, устраивали гонки по лунным дорогам и танцевали до рассвета. Мы страстно и неуемно хватались за жизнь, потому что она одна. Почему же нас вынуждали жить так, будто она бесконечна? Почему только мы, ваше потерянное поколение, понимали, что на финише никто не похлопает по плечу и не скажет: повторим? Мы искали и ищем себя, отчаянно цепляясь за каждое мгновение, чтобы встретить старость не с тоской, а с распростертыми объятиями. Да, разумеется, память может нам отказать, и мы не вспомним и половины того, что творили в юности. Но спросите нас через 50 лет, жалеем ли мы о своем сумасбродстве, протестах и эгоизме? Уверена, большинство из нас посмеется и ответит нет.
— Ну а вы? Что вы скажете, Адриан? — спросил журналист.
— Мы падали. Летели по наклонной вниз.
Но разве падение это не полет?
Конец
